Жены братьев Де-Симонов, их дети и родственники. Путь из Петербурга на хутора Де-Симон. Окончание

Чернягина Е. М. (Де-Симон). Продолжение

Михаил Петрович Десимон пишет: «Помнила Екатерина (его мать – Екатерина Ивановна Десимон), как ходили всей семьей в гости к дедушке Константину, который жил рядом, как все домашние уважали и почитали дедушку и благоговели перед ним, хотя он никогда не повышал голос, но все при нем вели себя весьма сдержанно и чинно» [1]. Вероятно, такую же обстановку дома поддерживала и бабушка Елизавета, которая во всём любила порядок.

Рассказывали, что помимо двух домов, на Нижнем хуторе и Сочи, в хозяйстве Елизаветы и Константина была ещё и мельница и сады, так что, можно сказать, семья Елизаветы Матвеевны жила в достатке, и не без её усилий, как хозяйки.

Дмитрий Игоревич Десимон пишет, что во время 1-ой мировой войны Константин Андреевич и его сын Иван были призваны в Кавказскую армию. В Гражданскую войну «летом 1919 г. Иван увидев бесчинства деникинцев и вступил в Семеновский партизанский отряд», а в июле 1920 года сын Елизаветы Матвеевны ушёл добровольцем в 3-тий (впоследствии, 273-тий) Сочинский полк Красной армии, где воевал с деникинцами и грузинами, в составе конной разведки полка. После окончания военных действий в Черноморском крае в «июне 1921 года был демобилизован» [2].

В это время Елизавета Матвеевна и Константин Андреевич благословили брак Ивана с, проживающей на Верхнем хуторе, Еленой Александровной Де-Симон. Это был первый брак между двоюродным братом и сестрой. В последующие годы их примеру последовали: Андрей Александрович Де-Симон и Антонина Викторовна Де-Симон, Вадим Викторович Де-Симон и Евгения Александровна Де-Симон.

В 20-тые годы Иван Константинович Де-Симон с женой трудились на принадлежащих когда-то его отцу землях Нижнего хутора и растили дочерей Маргариту (1922) и Екатерину(1924), а также сына Льва (1927).

А Елизавета Матвеевна и Константин Андреевич перебрались в город Сочи, где у них был ещё один дом по адресу ул. Московская 6.

Далее Дмитрий Десимон пишет: сын Елизаветы Матвеевны Иван «6.02.1930, видимо, по доносу, был арестован ОГПУ по обвинению, предусмотренному ст.58.10 УК –антисоветская пропаганда и агитация. Обвинение было снято 16 февраля ввиду недоказанности. Но машину репрессий было не остановить.

В марте сельсовет признал хозяйство кулацким, так как Де-Симон в прошлом был помещиком, и его отец имеет дом в Сочи. В мае президиум сельсовета с активом бедноты и батрачества постановил признать окулачивание правильным, так как Де-Симон – бывший помещик, имеет дом в 4 комнаты, сад 3 га, лошадь, 4 теленка и 3 коровы. На самом деле корова была одна.

Неоднократно Иван Константинович апеллировал в райисполком и сельсовет о снятии кулачества. Не помогла и справка о том, что он был красным партизаном и служил в Красной армии. В июне Раздольский сельсовет признал его кулаком уже как эксплуататора. И в ОГПУ для исполнения пришло постановление о высылке по 3 категории с конфискацией имущества и лишением избирательных прав Де-Симон И.К. с семьей т.к. он в прошлом был помещиком, а после революции кулаком.

За ними уже ехали, когда, предупрежденный начальником Мацестинской милиции Локтионовым, с выданным им же пропуском, Иван Константинович с женой и 3 летним сыном Львом по другой дороге успел выехать в Гагру, а дочери Маргарита и Екатерина первое время оставались в Сочи у дедушки Константина Андреевича» [3] и бабушки Елизаветы Матвеевны.

Елизавету Матвеевну и Константина Андреевича спасло то, что они к 1930 году на Нижнем хуторе их не было, а проживали они в Сочи. При Советской власти, чтобы сводить концы с концами, сдали комнаты постояльцам-курортникам. В декабре 1932 г. Константин Андреевич даже залючил договор с комендантом санатория ОГПУ об аренде одной комнаты.

Чистый и уютный дом Елизаветы Матвеевны сотрудникам ОГПУ, по-видимому, очень понравился, и, как написал Д.И. Десимон, со слов Екатерины Ивановны Десимон: «В 1933 постановлением райисполкома из Сочи выслали 66 летнего Константина Андреевича, как дворянина, бывшего помещика, офицера Белой армии, поддерживающего связь с племянником за границей, с эсерами и реакционное настроенными лицами. Сослали с женой Елизаветой Матвеевной в голодные степи. Через 2 года ее брат Рудольф выслал деньги, и они приехали в Гагру. Константин Андреевич был уже болен туберкулезом. Бывшему дворянину не дали долго проработать после ссылки в совхозе «Чернослив» в с. Леселидзе. И последнее время жизни он провел у сына.»

Екатерина Ивановна помнила, как в их тесной комнатке, где ютилась вся семья и дети, умирал от туберкулеза дедушка Константин Андреевич, высланный из Сочинского района, прошедший ссылку в голодных степях и перед смертью нашедший пристанище в семье сына своего Иоанна. Дедушка тяжело страдал и умер в 30.03.1937 году, но как ни странно – никто в семье не заразился туберкулезом» [4].

О дальнейшей судьбе Елизаветы Матвеевны никакой информацией не располагаем, возможно, свои последние годы она провела среди своих эстонских родственников и, как рассказывали, умерла в 1943 году в возрасте 70 лет.

Проценко Надежда Петровна (1876-1957),
жена Виктора Андреевича Де-Симона. «Добрый гений всех Де-Симонов»

Де-Симон Надежда Петровна, урождённая Проценко, до замужества принадлежала к мещанскому сословию города Житомира. О её отце городском жители Петре Яковлевиче Проценко пока ничего не известно, слышал, он погиб в русско-турецкой войне 1877-1878 годов, но это надо перепроверять. Мать Фёкла Самойловна (1857-1935) в 18 лет вышла замуж и имела от брака с Петром двух дочерей Надежду 1876 и Анну 1878 года рождения. В конце 70-тых годов мать Надежды овдовела и, будучи в молодости, как рассказывали, женщиной очень привлекательной, повторно вышла замуж за Якова Дорофеевича Королюка (1856-1929), и благодаря ему вместе с дочерями оказалась на Черноморское побережье в Сочи.

Там, где «темные ночи», у Нади и Ани Проценко появились единоутробные братья и сестры с фамилией Королюк: Варвара (1881), Мария (1883), Вера (1886), Михаил (1888), Василий (1900), Петр (1903), Евгения (1908).

Фёкла Самойловна была очень хорошей матерью, прекрасной хозяйкой, гостеприимным и добрым человеком, а старшая дочь её с детства старалась во всем ей подражать. Еще древние римляне говорили: «…дочь же во всем повторять будет родимую мать…» и, хотя бы в отношении Надежды, были абсолютно правы.

Александр Александрович Де-Симон в письме Л.И. Кореневич характеризует Фёклу Самойловну, как «общую любимицу всех, кто только знал Вашу добрую, хорошую бабушку» [5]. (Полностью письмо опубликовано в «Сочинском краеведе». – С.Д.).

Семья Королюк, в которой воспитывалась Надежда, принадлежала в Сочи к числу обеспеченных горожан, благодаря деловой хватки и предприимчивости отчима Якова Дорофеевича и хозяйственности и дружелюбию её матери Фёклы Самойловны. Они содержали в городе гостиницу «Россия».

Вот что пишет Гордон К.А. о гостинице и её хозяевах: «Но вернёмся снова на «морскую» сторону Московской улицы (ул. Орджоникидзе) к месту её пересечения с Александровской (ул. Морской). Здесь на противоположной стороне Александровской улицы в двухэтажном отштукатуренном доме помещалась гостиница «Россия». Хозяином её был пожилой худощавый человек Я.Д. Королюк, а его жена, маленькая и круглая как шар, была замечательной поварихой, и гостиница славилась своим столом» [6]. От себя добавим, не только столом, но хорошей домашней атмосферой и дружелюбием хозяев.

Свою высокую репутацию хозяева гостиницы подтвердили во время мятежных событий в Сочи в 1905-1906 гг. 1-го января 1906 г. после сдачи мятежникам гарнизона, начальник округа Розалион-Сошальский был отпущен на свободу. Его жену, беременную женщину, мятежники удерживали в гостинице Пострелова, с целью заставить начальника округа сдаться, что, в общем-то, им и удалось сделать. После освобождения Розалион-Сошальский вместе с женой поместился в гостинице «Россия» у Королюков, видимо потому, что там они чувствовали себя в безопасности. Хозяин гостиницы Яков Дорофеевич участия в мятежных событиях в Сочи не принимал и с оружием по городу не бегал, так как был убеждён, что жизнь можно улучшить только упорным собственным трудом, а не революционными преобразованиями.

Окружённая заботой большой, работящей и дружной семьи, Надежда Проценко прожила до 17 лет, пока не встретила 24-летнего Виктора Де-Симона, который полюбил её, и она ответила ему взаимностью. После получения благословения родителей: Фёклы Самойловны, с одной стороны, и Нины Ивановны Де-Симон, с другой – состоялось их бракосочетание 11 июля 1893 года [7]. Но и после того, как Надежда Петровна переехала к мужу на Верхний хутор, семья Надежды Де-Симон продолжала поддерживать родственные отношения с Королюками. Это убедительно доказывает фото.

О Надежде Де-Симон я слышал отзывы только в превосходной степени, все отмечали её доброту, душевность и желание всем помочь. Предоставим слово её современнице Ирине Константиновне: «Надежда Петровна (бабушка Надя) была добрым гением всех Де-Симонов (выделено мной. – С.Д.). Жившая в многодетной семье отчима Королюка, я никогда не слышала даже намёка обиды на эту семью, по-видимому, была рада стать самостоятельной хозяйкой и иметь возможность привечать своих единоутробных братьев и сестёр, и их детей, и не только их! Она тащила такой семейный «воз», что даже страшно подумать! И до Первой мировой войны, тащила успешно! Сумела вырастить промысловый персиковый и сливовый сад, построить сушилку и чудесный чернослив, и сушёные персики отправлять в магазины Сочи и даже в Петербург. Кроме того, велось и прочее хозяйство. Это было источником существования семьи» [8].

Надежда Петровна в жизни всегда и во всём руководствовалась чувством материнского и супружеского долга и этим была счастлива, не стремясь ни к какой иной свободе, кроме той, которую она, благодаря матери, ещё в детстве усвоила и хотела для себя сама: иметь возможность быть хорошей женой, матерью и хозяйкой. И в этом была мудра, словно подтверждая мысли Монтескье, о котором, возможно, даже и не слышала: «свобода состоит совсем не в том, чтобы делать то, что хочется… Свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть…» [9].

Отступление четвертое. Продолжение пути на хутор Де-Симон. «Три мушкетёра».

«Как-то уже в конце лета молодёжь собралась на Верхнем хуторе, – продолжает рассказ в письме Ирина Константиновна, – были и с Нижнего. Надежда Петровна спросила: «Почему Кости нет?» Иван рассказал, что слышал, что теперь он у Арута, но ему стыдно туда идти. Надежда Петровна ни минуты не колеблясь сказала: «Мальчики идите и приведите его», и Вадим с Иваном пошли и привели. Отец (Константин Александрович. – С.Д.) остался на Верхнем хуторе. Согласитесь, не всякая могла так поступить при той ораве своих и чужих детей» [10].

Слышал, что этих неразлучных друзей-товарищей и одногодков, все трое родились в 1897 году, Константина Александровича, Дмитрия Викторовича и Ивана Константиновича Де-Симонов, называли на хуторах «три мушкетёра».

Проценко Н.П. (Де-Симон) Продолжение

Однако вернёмся к Надежде Петровне. Из Александровичей, после того как их мать ушла на войну, она на Верхнем хуторе приняла в свою семью, кормила и воспитывала пятерых Аллиных детей: Константина, Елену, Евгению, Киру и Татьяну. Их старшие братья и сестра (Лев, Андрей Наташа и Александр) жили самостоятельно в Сочи. Михаил (1901-1918) и Марина (1905-1923) обучались к казённых заведениях, Марина, мне рассказывали, в институте благородных девиц, и в кадетском корпусе – Михаил. Как пишет Л.И. Кореневич он: «погиб в гражданскую войну. Миша был моя симпатия, я тогда была совсем девчонка 12 лет. Очень красивый, стройный, весёлый, задорный» [11].

Снова предоставим слово Ирине Константиновне: «В дальнейшем Александр сестру Наташу оставил у себя, а младших Елену и Евгению приютила Надежда Петровна. Младших 8 лет Киру и 5 лет Татьяну Алла Константиновна взяла с собой в санитарный поезд, – и далее И.К. Десимон пишет, – В общем, всех «цементировала» всеобъемлющее, необычной доброты сердце Надежды Петровны… Если бы не она разбрелись бы Александровичи по белому свету, а может и пропали бы, как Марина и Михаил. Ведь младших Киру и Татьяну, как только санитарный поезд должен был отправляться на фронт, моя бабушка Алла Константиновна, из Туапсе на какой-то шхуне, перевозящей солдат, отправила в Сочи, где их приютила опять же Надежда Петровна… более милосердной души свет, наверное, не видел, не производил!» [12].

Итак, к 1915 году, после того, как её старший сын Леонид (1895) ушёл фронт, на попечении у Надежды Петровны находились: кроме своих детей – Вадима (18 лет), Антонины (12 лет), Игоря (11 лет), Всеволода (9 лет), Валерии (8 лет) и Александра (2 лет); дети Аллы Константиновны – Константин (18 лет), Елена (16 лет), Евгения (12 лет), Кира (8 лет), Татьяна (6 лет). Кроме того, у неё летом собирались дети её сестёр: Анны – Александр, Владимир и Любовь Ерёменко; Варвары – Варвара и Нина Захаровы; Марии – Валентин и Любовь Кореневич.

Последняя вспоминает: «Жили Десимоны на хуторе в районе Сочи за серными источниками «Мацеста» ещё 5 верст или км в горы, где было три хутора – Верхний, Средний и Нижний… На Верхнем хуторе жила и Нина Ивановна со своим двенадцатым сыном Виктором, дом стоял на горе, не каменный дом, а построенный скорее в виде дачи, как временный, вокруг дома была веранда открытая на южную сторону, на которую выходила самая большая комната – зала, как сейчас помню, стекла были разноцветные вставлены, синие, красные, зелёные, но не большие стекла, а маленькие в виде треугольников, наверное, 30 см на 30 см, дверь стеклянная выходила тоже на веранду, потом была столовая большая (в последствие кухня), спальня, комната девочек и комната мальчиков, для гостей были комнаты… я помню из них только 5 комнат. Этот дом построила Нина Ивановна, которая умерла, по-моему, в 1900 году. Моя мама бывала часто на хуторе и знала лично Нину Ивановну, а тётя Надя, сестра моей мамы вышла замуж за дядю Витю в 1893 г. Я тоже родилась на этом Верхнем хуторе 19.09.1906 года. Наша семья была очень близка с семьёй тёти Нади, всё наше детство мы провели на хуторе, а жили мы в Сочи, а летом нас отвозили к Десимонам» [13].

Во время Первой мировой войны два сына Надежды Петровны ушли на войну, сначала старший Леонид (1895 г.р.) добровольцем вольноопределяющимся на Юго-Западный, а затем Вадим (1897 г.р.) на Кавказский фронт. Нельзя было не тревожиться о них, она молилась, чтобы они вернулись домой живыми, и Бог её услышал. Благосостояние семьи в годы войны закономерно стало снижаться, чтобы удержаться наплаву необходимо было много работать.

К революции хозяйство надежды Петровны стало нести убытки, нарушились связи с покупателями, некому стало поставлять выращиваемую продукцию, при её избытке часть её приходилось скармливать скоту, не «пропадать же добру». Ирина Константиновна вспоминает: «Следует отметить, что бюджет сильно пошатнулся – прекратились заказы на сухофрукты. Уже не могли держать работников, приходилось обходиться собственными силами. Материального достатка там не было даже на уровне крестьянского хозяйства, что подтверждают фотографии» [14]. До 1920 года выживали, на когда-то принадлежащей семье земле, в период, когда в районе Сочи и на хуторах фактически отсутствовала всякая власть. Затем она появилась…

Безвластие и свободная жизнь для тех, кто остался на хуторах, закончилась. Теперь всё было подчинено законам Советской власти. Большевики начали с составления списков местного населения. Списки составлялись с учётом социального происхождения и состояния. Благодаря тому, что Де-Симоны жили среди армян, можно сказать, «душа в душу», помогали друг другу выживать, они в первые годы новой власти не подвергались издевательствам и преследованиям.

Но это в Сочинском районе было не везде. Как это происходило порой можно понять из дневниковых записей современников. Девятнадцатилетняя Ольга Михайловна Сочевец, из семьи бывшего оброчного надзирателя, внесенного в списки «зажиточных», записала в дневнике: «Двадцатый год. Сочи — поселок «Новая Заря». Неделя бедноты. Конфискация вещей у населения. Заходят в комнату бабушки. Ей больше 70 лет. Открывают сундук. Выбрасывают на пол белье. Спрашивают: - "Для чего, бабушка, бережешь столько вещей?" Бабушка отвечает, что вещи эти ей на смерть. Парни смеются: - "Много на том свете жить хочешь". Бабушка плачет, причитает, просит. Парень связывает все вещи в простыню и, смеясь, говорит: - "Пой, ласточка, пой!"».

В период ленинской новой экономической политики (НЭПа) семья Надежды Петровны проживала на Верхнем хуторе, на уже не принадлежащей ей земле, работала вместе с армянами и выживала, как могла. Ирина Константиновна пишет: «Я помню зиму и весну 1928-1929 г. прожить которые нам всей семьёй пришлось на Верхнем хуторе. Само-собой разумеется «не от хорошей жизни» – впечатления сложные и далеко нерадостные. Этот период я анализирую всю свою жизнь, ища подтверждения своих впечатлений у старших. Время было тяжёлое. Отец всю зиму пролежал с переломанными ребрами – его придавило бревном… Моя мать всю жизнь с благоговением вспоминала Надежду Петровну. В тот период она близко сошлась с вашей бабушкой Ольгой, поэтому то я и помню недостроенный дом вашего деда Леонида и вашего папу только начавшегося ходить…» [15].

Благодаря матери у Надежды Петровны в Сочи проживало большое количество её братьев с жёнами, сестёр с мужьями и племянников. На представленном ниже снимке из «Сочинского краеведа» [16] сфотографировались в 1926 году ещё не все, кому удалось собраться около, дорогих им, Фёклы Самойловны и Якова Дорофеевича.

До 1930 года Надежда Петровна вместе с мужем и в окружение детей и внуков проживала в своём старом дореволюционном доме на хуторе Де-Симон. В их хозяйстве осталось от прежних времён две лошади, две коровы и один телёнок, две повозки и хозяйственные постройки около дома.

3 февраля 1930 года после того, как были арестованы муж и сын (Де-Симон Виктор Андреевич и Леонид. – С.Д.) и конфисковано всё их имущество, Надежда Петровна вместе с младшим 16-летним сыном Александром вынуждена была переехать в Сочи к своей матери Фёкле Самойловне, Яков Дорофеевич в 1929 году умер.

По-видимому, у них же нашли временный приют дочь и внучка Надежды Петровны – Валерия и Надежда, глава их семейства Онуфриенко С.А. был арестован ещё в январе 1930 года [17].

В следующем году весной был выслан в ещё один сын Надежды Петровны – Всеволод, все его называли Володя. Вот что он пишет ссыльному брату на Дальний Восток: «Я был выслан сюда в мае 1931 года безо всякого срока и числимся мы здесь, как спецпереселенцы, но всё-таки мы высланы сюда на 5 лет вольной ссылки. Это я узнал таким образом, здесь всё же стариков отпускали домой, им комендант выдавал справки, что высланы Закавказским ОГПУ в пределах Казахстана сроком на 5 лет» [18].

Из этого же письма узнаём, что ещё один сын Надежды Петровны – Дмитрий вместе зятем Андреем Александровичем Десимоном, мужем дочери Антонины, были высланы в административном порядке в Тифлис и работали в «совхозе №1 ГПУ» на «томатном заводе» [19]. У Дмитрия осталась без средств существования жена Евгения Александровна Десимон с двумя дочерями Мариной и Ольгой, у Андрея – Антонина Викторовна Десимон с сыном Александром.

Таким образом, у Надежды Петровны Советская власть отняла мужа Виктора Андреевича, отправив его в Северный край, и сыновей: Леонида (на Дальний Восток), Дмитрия (в Тифлис) и Всеволода (в Казахстан), а дети её дочерей на срок до 5 лет лишились отцов.

В дальнейшем, так и не дождавшись из ссылки возвращения своего мужа, который не перенес суровых условий ссылки, Надежда Петровна стала жить вместе со своей дочерью Валерией и её семейством в Ткварчели, помогая им по хозяйству и щедро делясь с ними своей душевной добротой.

Место мужчин, когда-то семейных добытчиков и содержателей жён и детей, теперь подневольных рабов государства, заняли женщины. И так происходило во многих уголках России в 30-тые годы, словно страна находилась на военном положении.

Когда же через пять лет из дальневосточной ссылки вернулся её старший сын Леонид, Надежда Петровна вместе с младшим – Александром, сразу устремилась к нему навстречу в город Орджоникидзе.

Эта любительская фотография по своему уникальна, сохранилось мало снимков, а с каждым годом их будет всё меньше и меньше, на которых запечатлены сразу после ссылок бывшие осуждённые, вырвавшиеся на свободу, особенно, когда рядом с ними, словно для сравнения, находятся, незнающие колючей проволки, родственники. На фотографии это видно: раскован и улыбчив младший сын – Александр, его миновали по малолетству репрессии, и он уже вполне вписался в советскую жизнь; легкая улыбка их матери, она еще не до конца поверила в возращение старшего сына из ссылки; и, с другой стороны, Леонид, в котором, несмотря на приличную, по тем временам, одежду, любой опытный глаз узнает бывшего ссыльного-спецпереселенца, по худобе, причёске и глубоко запавшим глазам на измождённом лице – эти узнаваемые глаза узников лагерей, а ведь Леонид на этом снимке ещё сравнительно молод, ему только 40 лет.

Не долго продолжалось материнское счастье, с началом войны все, оставшиеся в живых сыновья, Леонид, Вадим, Александр, а также внук Александр, оказались на фронте, а это новые материнские переживания. В 1943 году пропадает без вести Леонид, трое других вернутся с войны живыми, но Надежда Петровна и в 1946 году продолжает верить в чудо: Леонид жив. В письме внучке Музе она не допускает мысли, что он погиб и спрашивает: «нет ли каких вестей от папы?» [20]. От него не было вестей уже три года, но надежда всё ещё оставалась.

Помимо своих детей и внуков и многочисленных родственников со стороны мужа, Надежда Петровна до конца своей жизни поддерживала добрые отношения и со своими единоутробными сестрами. На фотографии № 25 она с Марией Яковлевной, женой Ивана Александровича Кореневича, известного в Сочи фотографа и Варварой Яковлевной Захаровой.

В 1948 году 72-летняя Надежда Петровна отправляется в Москву к младшему Сашеньке, чтобы побыть с ним рядом, «может последний раз в жизни», а летом этого же года возвращается назад в Ткварчели к дочери Валерии, «там нужна её помощь», вместе с невесткой Ольгой. Вот что пишет бабушка Ольга моему отцу: «Я здесь в дороге, еду с бабушкой, проехали Курск. Набрали кипятку. Напились чаю. Курск понравился, стоит на горке. Издали видно, очень красивый. Провожали нас вчера Муза, дядя Саша и тетя Надя» [21].

10 июня они уже в Абхазии, в Ткварчели и Ольга Сильвестровна продолжает в другом письме: «Место здесь гористое, окружённое горами. Климат как в Орджоникидзе. Часто идут дожди. Поеду в Сочи в начале июля. Меня здесь встретили хорошо, сердечно, по-родственному. Конечно я здесь без дела не сижу, обшиваю всех, кому что. Семья у Вали большая: бабушка (Надежда Петровна), дядя Сеня (Семен Агафонович Онуфриенко), тетя Валя (его жена Валерия Викторовна), Надя (их дочь), Надин муж Юра (Сиротенко) и их дочка Танечка, ей 1 год и 7 месяцев» [22].

Мой отец последний раз виделся с бабушкой Надей в 1950 году, о чём сохранилась одна из последних её фотографий.

Надежда Петровна прожила долгую жизнь – 81 год и последние годы разделила с семьёй дочери Валерии.

В заключении невольно вспоминаются слова Н.А. Некрасова:

«Есть женщины в русских селеньях с спокойною важностью лиц, с красивою силой в движеньях, с походкой, со взглядом цариц … Идут они той же дорогой, какой весь народ наш идет, но грязь обстановки убогой к ним словно не липнет…»