«Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и
бессменно на страже русской государственности. Сменить
его может только смерть!».
(Деникин А. И. Очерки русской смуты)
Фото №1. Командир капитан II ранга Анатолий Михайлович Де-Симон с офицерами на палубе эскадренного миноносца «Громящий», скрестил руки на груди.
Справа заградитель «Амур», на котором он служил старшим офицером.
Рассказ-загадка или как фамилия влияет на судьбу
В 1914 году, за несколько месяцев до 1-ой Мировой войны, на Невском проспекте в Петербурге случайно встретись русские моряки: капитан I ранга, переведённый из Сибирского в Каспийский флот, Иванов 13-ый; командир линейного корабля «Синоп» капитан I ранга Патон-Фантон-де-Веррайон; командир эскадренного миноносца «Громящий» капитан II ранга Де-Симон 1-ый, лейтенант 2-го экипажа Балтийского флота Ленин; лейтенант 1-го дивизиона минной бригады Сибирской флотилии Гнида и командир эскадренного миноносца «Капитан Сакен», милейший человек, старший лейтенант Лютый. (Все указанные моряки действительно служили в Российском Императорском флоте. Здесь и далее выделено мною. – С.Д.). Из них только один пережил 1919 год. Кто был этот баловень судьбы?
Введение
Интересуясь действиями Балтийского флота в 1919 году, мною прочитана очень тенденциозная и необъективная, по моему мнению, книга А. Пухова об обороне Петрограда в 1919 году. Она написана в 1939 году, по-видимому, с целью продемонстрировать «руководящую роль партии» и, как тогда писали, «лично роль товарища Сталина» в этих исторических событиях. Эта книжка так и осталось бы для меня конъюнктурным произведением, описывающим не столько Балтийский флот в 1919 году и обстановку вокруг него, сколько отношение большевиков к событиям этого исторического периода, если бы не одно обстоятельство.
Когда я прочитал у автора: «Уже в конце мая 1919 г. была разоблачена шпионская организация Де Симона, подручного английского разведчика Поля Дьюкса, работавшая как ячейка петроградского отделения «Национального центра». Матерый шпион Де Симон был пойман с поличным и расстрелян. На следствии он сознался в шпионаже. В его ячейку входили бывшие офицеры царской армии и флота, служившие в рядах 7-й армии и Балтийского флота на крупных постах. Эти предатели за деньги выдавали сведения военно-оперативного характера и поддерживали через Де Симона тесную связь с центром шпионской работы Юденича и Антанты в Выборге» [1], уже не смог удержаться, чтобы не высказать по этому поводу своего мнения.
Прежде всего, попытаемся хотя бы и формально, проанализировать авторский текст.
«Уже в конце мая 1919 года» – началу этого абзаца предшествует некая информация, следствием которой произошли события, наступившие, по крайней мере, после 25 мая 1919 года, далее мы попытаемся восстановить эти события.
«Была разоблачена шпионская организация Де Симона» (так написана фамилия у Пухова. – С.Д.). «Была разоблачена» – хотелось бы уточнить, кем? Разоблачением в то время занимались все кому ни лень: ВЧК, Особые отделы армий, комиссары всех мастей, советы разных депутатов, в том числе простых граждан большевистская власть тоже просила «разоблачать». Слово «шпионская» опускаем, так как объявить в то смутное время кого угодно «шпионом», не составляло труда. Больше того, это было очень популярно, особенно в определённых кругах и с определённой политической целью.
Не секрет, что ранее «немецким шпионом» был Временным правительством объявлен небезызвестный Ульянов-Ленин, «продавшийся немцам за деньги». Бронштейн-Троцкий считался некоторыми «американским шпионом». Да и сами большевики, не секрет, злоупотребляли этим словом. Всем известно их пристрастие из своих соратников-товарищей делать «шпионов». Примеров в истории Советской России так много, их тысячи, не хочется их перечислять. В последствии многие «шпионы» были реабилитированы, если не прокуратурой, то историей.
Каких только «шпионов» не было при Советской власти: и немецких, и польских, и японских и, конечно же, английских. А если внутри «передового отряда – большевиков», как оказалось потом, было масса шпионов, что говорить о других гражданах России?
«Организация Де Симон» – это значит в ней было, по крайней мере, двое или трое? Хотелось бы знать, кто ещё был в этой организации? Чем больше организация, тем значительнее след от её деятельности в истории. Уверен, если Пухов не обманывает, многие мемуаристы определённого толка обязательно вспомнят эту организацию в своих опусах.
«Подручного английского разведчика Поля Дьюкса»? Подручный – значит Де-Симон был его ближайшим помощником? «Шпионская организация… работавшая как ячейка отделения «Национального центра»? Если мы попытаетесь осмыслить всё предложение, то столкнёмся с его нелогичностью. С одно стороны автор утверждает, что была якобы некая «шпионская организация Де Симона», который был непосредственным помощником английского разведчика, с другой стороны эта организация структурно, в виде «ячейки», входила в «Национальный центр», у которого были совершенно другие руководители. Или «Национальный центр» был подручным английского разведчика? Или английский разведчик был под рукой шпионского «Национального центра»? Как-то всё не ясно, двусмысленно.
При внимательном прочтении текста явственно проступает разное отношение автора к русскому человеку, который конечно «шпион», и к англичанину, который конечно же разведчик. При этом, чтобы усилить эту разницу, «шпион Де Симон» становится значительным, выдающимся, огромным, опытным, зрелым волком в вопросах шпионажа, – смотри словарь Даля для объяснения слова «матёрый».
«Был пойман с поличным и расстрелян». Настораживает это безапелляционное – «пойман с поличным». Слово «расстрелян», как раз не настораживает, к этому тогда все уже привыкли. В то время расстреливали и «правых» и «левых», и никто не утруждал себя доказательствами вины и, главное, проверкой доказательств в суде.
Вероятно, автор предполагает, возможно даже, располагает объективными фактами поимки «шпиона Де Симона» с поличным, но почему-то не говорит с каким? Поэтому нам самим придётся выстраивать версии.
Если он, по мнению автора, был непосредственным помощником английского разведчика, то его задержали наши недремлющие чекисты, или кто-то другой, вероятно, в момент передачи Де-Симоном секретных сведений своему шефу Дюксу? Странно, вот жалость, но англичанина никто не задерживал?! Возможно, ПЧК (Петроградской чрезвычайной комиссии. – С.Д.) удалось перехватить сообщение, начинающиеся словами: «Господину Дюксу, разведчику» и подписанное собственноручно: «Шпион Де Симон». Вот удача была бы для ЧК, тут они не смолчали бы.
Может быть, при обыске наши доблестные чекисты нашли письменные или иные документальные подтверждения связи «шпиона Де Симона» с английской разведкой? Если бы это было так, ПЧК тоже не стала бы этого скрывать, а товарищ Пухов об этом непременно написал бы. Но автор молчит, и нам самим приходится придумывать версии задержания с поличным.
Когда читаешь автора, возникает уверенность, суд был скор: «пойман – расстрелян», а «с поличным» появилось позже, чтобы сгладить неприличность такой стремительности.
Да, с расстрелом автор поторопился, но слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Что написано пером, не вырубишь топором, товарищ Пухов, даже если руки чешутся. Да, поторопились вы… Однако, справедливости ради, надо сказать, опомнились, и вспомнили: следствие должно быть, какое-никакое. Правда у вас оно происходит, судя по тексту, после того как человека уже расстреляли. Возможно, так оно и было в жизни, а подсознательно вы и проговорились: «пойман с поличным и расстрелян», а потом уже после расстрела – интересно через какое время? – «на следствии он сознался в шпионаже».
Далее: «В его ячейку входили бывшие офицеры царской армии и флота, служившие в рядах 7-й армии и Балтийского флота на крупных постах». Интересно, автор не пишет, кем был «шпион Де Симон» по своему положению, если в возглавляемую им ячейку входили бывшие офицеры царской армии и флота на крупных постах? Надо думать, Де-Симон тоже не мелкой фигурой был? Тогда его, повторюсь, как известного шпиона, должны в своих публикациях до сих пор вспоминать чекисты и их наследники… а они молчат.
«Эти предатели за деньги выдавали сведения военно-оперативного характера и поддерживали через Де Симона тесную связь с центром шпионской работы Юденича и Антанты в Выборге». Эти, так называемые, «предатели» никого и ничего не предавали. Вы сами, товарищ Пухов, пишите, что они были офицерами царской армии и флота, а это значит, что они всю свою жизнь служили царской России, а не Советам рабочих и солдатских депутатов.
Я даже уверен, что они не разделяли взглядов большевиков, а это значит, что и убеждений своих они тоже не предавали. Их можно называть как угодно, но предателями они не были. А боролись они против незаконной, по их мнению, власти Советов как могли, в соответствии со своими представлениями о долге и чести.
Большевики же всех, кто был не с ними, объявили врагами и предателями. Вериться с трудом, что большинство кадровых офицеров Императорской армии и флота боролись за свою свободу и жизнь только за деньги. Вероятно, автор совершенно не знает русского офицерства и его представлений о шпионах, работающих за деньги. Безусловно, и в этой среде встречались псевдо-офицеры, утратившие понятие офицерской чести. Но большинство офицеров шли на смерть за идею, каждый за свою, но за идею, а не за деньги.
Попытаемся обобщить полученные сведения, какими бы абсурдными они не оказались.
Итак, из прочитанного авторского текста мы узнаём, что до конца мая 1919 года произошли какие-то события, которые привели к тому, что неизвестно кем была разоблачена, названная шпионской, организация, состоящая не менее чем из двух человек. Возглавлял её некто «Де Симон». Он же был ближайшим помощником английского разведчика Поля Дюкса. Эта организация в тоже время работала как петроградская ячейка «Национального центра» и, будучи только лишь ячейкой, подчинялась этому Центру. В тоже время из текста не совсем понятно, кто кому был подчинён, но это, в конце концов, не важно. Ведь, как мы поймём дальше, у автора речь идёт о более важных событиях – о жизни и смерти.
Далее мы узнаём, что «Де Симон», названный шпионом, был не просто таковым, а был «матёрым», то есть опытным, значительным и выдающимся, при этом облик английского разведчика, у читающих пуховский текст, сразу тускнеет и отходит на второй план, он даже не шпион, а всего-навсего разведчик, к тому же ещё и не матёрый. Кроме того, арестовать или ликвидировать его чекистам так и не удалось, как они не старались, а это значит – он точно не матёрый.
Будем считать, что автору блестяще удалось с помощью этого художественного приёма многократно повысить значимость фигуранта «Де Симона»: наши шпионы всегда «матёрнее» любых английских разведчиков. Да и нас убедили: чекисты мелочью не занимались. Безусловно, это заслуга автора, и без него «Де Симону» пришлось бы пребывать в неизвестности среди тысяч безымянных, расстрелянных ЧК.
А как им хотелось захватить настоящего английского шпиона Дюкса, но не получилось у профессионалов из чрезвычайки. Зато они брали количеством! Гораздо легче было грести тех, кто не чувствовал за собой вины и не скрывался.
Затем нам становится известным, что «Де Симон» был пойман якобы с поличным и расстрелян. Мы пишем «якобы», потому что ни одна, из выдвинутых нами версий, пока не нашли своего подтверждения, а о единственной убедительной правильной версии автор так и не сказал ни слова. Далее, по логике Пухова, состоялось следствие, на котором «Де Симон» признался в шпионаже. Когда читаешь текст, создаётся иллюзия, что это произошло уже после смерти «шпиона». Или так хочется расстрелять, что мысль опережает действие?
Спасибо автору, он вторично подчёркивает значимость «матёрого шпиона Де Симона», в организацию которого входили бывшие офицеры царской армии и флота, служившие в рядах 7-й армии и Балтийского флота на «крупных постах». Крупные фигуры – крупная организация! Но чего-то не хватает? Хорошо бы эту организацию сделать ещё более значительной, продажной и связать с контрреволюцией и международным капитализмом.
И для автора, как для любого коммуниста, нет ничего невозможного, тем более, что есть уже специально заранее заготовленные слова, услышанные из уст чекистов: «Эти предатели за деньги выдавали сведения военно-оперативного характера и поддерживали через Де Симона тесную связь с центром шпионской работы Юденича и Антанты в Выборге» – вот так вот, попробуйте выговорить это предложение на одном дыхании, – мне не удалось.
Вот теперь совершенная и законченная картинка. Попытаемся только подыскать для этой абстрактной картинки соответствующую ей конкретную рамку. Кроме того, попытаемся отреставрировать её, ибо коммунистический лак давно уже потрескался, большевицкие краски выцвели, а пропагандистская ложь проступила темными пятнами.
Гимн «Интернационал»
Напомню слова одной из самых популярных песен Советской России, которую более четверти века распевала страна: «Вставай, проклятьем заклейменный, Весь мир голодных и рабов. Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой вести готов. Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем Мы наш, Мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем. Это есть наш последний и решительный бой. С Интернационалом воспрянет род людской! Никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь и не герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой. Чтоб свергнуть гнет рукой умелой, отвоевать свое добро, вздувайте горн и куйте смело пока железо горячо. Это есть наш последний и решительный бой. С Интернационалом воспрянет род людской! Лишь Мы, работники всемирной Великой армии труда, владеть землей имеем право, но паразиты – никогда. И если гром великий грянет над сворой псов и палачей, для Нас все так же солнце станет сиять огнем своих лучей. Это есть наш последний и решительный бой. С Интернационалом воспрянет род людской!» [2]
После Октябрьской революции 1917 г. большевики государственным гимном утвердили «Интернационал». Греческое слово гимн означает восхваление богов и, по своей сути, это – разновидность коллективной молитвы. Не случайно гимн царской России начинался с непосредственного обращения к Богу: «Боже, царя храни» (слова В. А. Жуковского. – С.Д.) и первоначально стихи поэта назывались «Молитва русского народа».
Наследники французской революции большевики и эсеры взяли за основу текст песни французского коммунара Потье. На русский язык текст этой молитвы был переведен русским революционером-интернационалистом Котц Аркадием Яковлевичем.
Так каких же "богов" восхваляет эта "молитва"?! Попробуем пересказать его содержание и смысл простыми словами. В ней автор, в патетической и императивной форме, предлагает всей общности голодных и рабов, заклеймённых проклятьем, встать. По-видимому, до этого они лежали, сидели или стояли на коленях, впрочем, об этом автор не пишет, и нам самим приходится догадываться, в каком положении они находились. Зато о состоянии после этого, автор говорит с полной определённостью. Толи от резкого вставания, толи от возмущения, разум у этой общности закипает и готов вести бой.
Но с кем сражаться? Разве тут сообразишь с закипевшим разумом? С миром насилья, подсказывает автор, и по законам Моисея – «око за око, зуб за зуб», и даже больше, по коммунистически, за один большевицкий глаз – сотню контрреволюционных глаз – разрушить всё, «до основанья», не щадить ничего и некого. При этом строфа про мир насилья принимает другой смысл: весь мир насильем мы разрушим (именно насильем. – С.Д.).
Затем у товарища Котца появляются «Мы», которые на этом пепелище обещают построить новый мир, для убедительности автор слово «Мы» повторяется два раза, чтобы не было никаких сомнений: «Мы наш, Мы новый мир построим». И чтобы вообще не было и тени сомнения, какой мир собираются «Мы» построить, товарищ Котц объясняет, что в будущем всех обнуленных, превратят в нечто абстрактное: «кто был ничем, тот станет всем». Вот такая перспективка… Засим идут заклинания в виде рефрена. К ним мы ещё вернемся.
Далее «Мы» пытаются убедить «проклятьем заклеймённых», что никто не даст им избавленья, и даже перечисляется тех, к кому не следует обращаться: ни к Богу, ни к царю, ни к герою. А к кому же тогда, ведь это же молитва, на худой конец заклинания? «Так к Нам же и обращайтесь, – говорит автор, – это же просто: «добьёмся Мы освобожденья своею собственной рукой», то есть с помощью определённых манипуляций (manus – с лат. – рука). Затем у автора в поэтической форме предлагается рецептура, как это сделать тем, кто у него «Мы», у которых умелые руки уже развязаны, и которые предлагают всё это сделать чужими руками: «чтоб свергнуть гнёт рукой умелой, отвоевать своё добро».
Так вот какая цель этой войны? – отвоевать своё добро, которое по определению никак «проклятьем заклеймённым», которые «были ничем», принадлежать не может. Ведь какая же собственность у рабов? Так вот кто хочет «отвоевать своё добро»?! При этом автор в иносказательной форме предлагает тем, кто «Мы», «ковать пока горячо», то есть использовать момент, по-видимому, пока у общности рабов кипит разум возмущённый. Затем следуют заклинания в виде припева.
Далее товарищ Котц пытается в иносказательной форме нарисовать цели будущего и узаконить исключительное право на землю и сияния в лучах солнца тех, кто является работниками всемирной великой армии труда: «Лишь Мы, работники всемирной Великой армии труда, владеть землей, имеем право». Видимо, имеются в виду лишь избранные вожди этой самой армии, наделённые партийным правом владеть не только землёй (материальными благами), но и солнцем (светочем знаний для избранных): «для Нас все так же солнце станет сиять огнем своих лучей». Обратите внимание на слова «всё так же», то есть для вождей (всемирных «работников»), как сияло ранее солнце, так и будет греть их своим огнём всегда, а мир голодных и рабов тут ни причём.
Против кого же собираются воевать «Мы» руками «проклятых» с замутнённым разумом? Враги обрисованы общими мазками, «паразиты», «свора псов и палачей», для того чтобы под эту категорию произвольно можно было подогнать кого угодно, в том числе и самих рабов, как свору взбесившихся псов и палачей.
Ну, товарищ Котц, поздравляю! Это уже не молитва, это уже программное произведение! Спасибо вам за перевод с революционного французского на великий и могучий. Русский народ вас никогда не забудет, а коммунисты обязательно ввинтят мемориальную доску на доме около базара в Екатеринбурге, где вы жили.
Теперь о заклинании. Оно было предложено позже для цементирования молитвы, видимо, на съезде очередного Интернационала или просто явочным порядком. Вы спросите: для чего? А чтобы не забывали, кому надо молиться: «Это есть наш последний и решительный бой. С Интернационалом воспрянет род людской!» «Последний и решительный» – читай – смертельный бой, то есть исполнители должны погибнуть, а Коммунистический Интернационал, как надгосударственная организация, останется, – вот с ней то, кто останется живой из числа «Мы», родом людским и воспрянет.
Эта молитва коммунистов-интернационалистов пропитана ненавистью, направлена на уничтожение и разрушение, в том числе и самоубийственное уничтожение, и никакое сияние солнца не уменьшит неизбежности предрешённого фатального конца.
Мы – чудовища
«После прихода к власти, Нас станут считать чудовищами, на что Нам, конечно, наплевать» [3]. Так же мыслили и последователи Маркса. Диктатура над народом России, установленная партией большевиков, по определению её вождя, означала «ничем не ограниченную, никакими законами, никакими правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть». «Эта диктатура, – заявлял Ленин, – предполагает применение беспощадного (1), сурового (2), быстрого (3) и решительного (4) насилия для подавления сопротивления эксплуататоров, капиталистов, помещиков, их прихвостней. Кто не понял этого, тот не революционер, того надо убрать с поста вождей или советчиков пролетариата» [4].
Так вот кто эти «Мы»? – вожди и советчики, предлагающие насилием удержать власть. Чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений, что Ленин имел введу, он насилие эпитетами разукрасил (1, 2, 3, 4). Нас учили – каждое слово Ильича – на вес золота.
Вот это драгоценное наследие и в нём предлагалось быть по-ленински принципиальным до конца:
- «беспощадное насилие», т. е. никому никакой пощады, ни мужчинам, ни женщинам, ни детям, никому никакого милосердия;
- «суровое насилие» – грубое, осуществляемое черствыми, жестокими людьми, чем суровее насилие, тем лучше, самое суровое – убийство;
- «быстрое насилие», т. е. без судебных проволочек, к стенке и без ненужных разговоров;
- «решительное насилие» – принято решение, не рассуждать, а насиловать, в самом широком смысле этого слова, т. е. лишать человека чести, достоинства и жизни. При этом Ильич тех, кто не согласен с ним из числа «Мы-вождей», предлагает «убрать», а они хорошо знали, что значило это слово в большевицком лексиконе.
Ленин уже в декабре 1917 года предлагает полный набор методов борьбы с врагами новой власти – выборочные расстрелы лиц, отказавшихся работать на большевистский режим, тюрьмы для всех сомневающихся в правоте большевицких истин.
В статье «Как организовать соревнование» Ленин пишет: «В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы... В другом – поставят их чистить сортиры. В третьем снабдят, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве...» [5]. Вот такое предлагалось соревнование устроить. Обратим внимание на самое главное – звучит излюбленная большевицкая арифметика – убить каждого десятого.
И, наконец, примерим всю эту ленинскую одёжку-риторику, весь этот большевицкий гардероб на одного человека. И что получилось? Применить по отношению к классовому врагу, ярлык уже навешен, «матёрому шпиону Де Симону», в соответствие с «революционной целесообразностью», «беспощадное, суровое, быстрое и решительное насилия»; «как демонстрацию силы и воли рабочего класса», чтобы «сломить» его «политическую волю»; «расстрелять, как одного из десяти», «ибо необходимо беспощадное истребление», «свирепая и беспощадная расправа»; «расстрелять как заговорщика и колеблющегося, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты» (все директивные указания принадлежат Ленину).
О пользе чтения газет.
Террор и насилие стали главным орудием государственной политики большевиков-интернационалистов, начиная с первых дней советской власти. В январе 1918 года «Правда» писала: «...За каждую нашу голову – сотню ваших» [6]. Как видите градус кровожадности с этого года повысился, а маятник террора раскачивался с ещё большей амплитудой.
Уже в сентябре на 7-ой Петроградской большевистской конференции председатель Петросовета Г. Е. Зиновьев (позже расстрелянный своими же) объявил: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из 100 населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить, их надо уничтожить» [7], то есть 10 миллионов русских людей эти «Мы-вожди» планировали пустить под нож революции.
И что удивляет, говорят об этом на конференции открытым текстом. При этом присутствующие партийцы-соучастники (многие из которых позже будут расстреляны), услышав слова своего вождя об уничтожении «остальных», с восторгом аплодируют, что и было застенографировано. У этих «проклятьем заклеймённых», так они сами себя называли, действительно «разум кипел», если они радовались будущему убийству миллионов соотечественников.
Вот такие непростые задачи были поставлены, и их надо было как-то выполнять, если аплодировали, одобряли и заклинания вместе пели на 7-ой Петроградской сатанинской мессе: вставай проклятьем заклейменный, весь мир насильем Мы разрушим.
К концу 1917 года в Петрограде оставались тысячи бывших офицеров. За первую половину 1918 года больше половины их было уничтожено сначала под руководством латыша Я.Х Петерса, а затем интернационалиста Урицкого. К слову, Петерса «из своры псов и палачей» позже расстреляли свои же соратники-коммунисты, после того как «гром великий грянул».
Только при Урицком в Петрограде убили по некоторым данным около пяти тысяч русских офицеров. А ведь у каждого офицера были мать, отец, сестры, у многих дети. Это сколько ж в Петрограде после этого людей плакало, скрежетало зубами и думало об отмщении? Думаю, тысяч двадцать, ни менее, и это уже были потенциальные «враги революции».
Поэтому Мы-интернационалисты понимали, убийства российских государственных деятелей, чиновников, офицеров, священников, членов патриотических организаций и их семей, надо было проводить планомерно, систематически и с перспективой.
В тоже время и сами вожди-интернационалисты оказались под прицелом своих же соратников-попутчиков, которым власть большевиков стояла поперек горла.
Фото №2. Петроградские вожди – Володарский, Урицкий, Зиновьев и их функционеры
Полистаем «Красную газету» за 1918 г. В ней 31 августа на первой страницы в левом верхнем углу были напечатаны заклинания от кровожадных жрецов большевизма под заголовком «Кровь за кровь»: «Мы сделаем сердца наши стальными. Мы закалим их в огне страданий, в крови борцов. Мы сделаем их жестокими, твердыми, непреклонными. Чтоб не проникла в них жалость, чтоб не дрогнули они при виде моря вражеской крови. И Мы выпустим это море. Без пощады, без сострадания Мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнуться в собственной крови…»
Далее: «За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина, за покушение на тов. Зиновьева, за неотомщенную кровь товарищей Володарского, Нахимсона, латышей, матросов – пусть польётся кровь буржуазии и её слуг – больше крови!» [8]. Имена-то какие? – Моисей Урицкий, Владимир Ульянов-Ленин (по матери Бланк), Григорий (Гирш) Зиновьев (Радомысльский, по матери Апфельбаум), Моисей Володарский (Гольдштейн), Семён Нахимсон!
Автор «Красной газеты» кровью начал, кровью и закончил. Только кровь у него разная: с одной стороны, кровь Их (Мы) Урицкого, Володарского, Нахимсона, оставшихся в живых Ленина и Зиновьева (на латышей и матросов не обращайте внимание, они пошли прицепом – категория «проклятьем заклейменных»); с другой стороны, призыв «пусть прольётся кровь» Наших врагов, «больше крови», «пусть захлебнуться в собственной крови»!
Создаётся полная иллюзия, якобы офицеры-белогвардейцы-контрреволюционеры террор начали: товарища Володарского убил, надо думать, прапорщик Сергеев, Урицкого – без сомнения, поручик Канегиссер, а в Ленина стрелял, всем известно, ротмистр Каплан. Если бы это было так, вот бы «Мы» порадовались, впрочем, какая разница, виноваты всё равно «офицеры-золотопогонники» и их надо уничтожать.
Даже «мягкотелый», так его некоторые соратники называли, комиссар внутренних дел не удержался. Почитаем и его обращение, он ведь тоже относит себя к категории «Мы-вожди».
«Убийство тов. Володарского, тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина массовый расстрел товарищей на Украине, в Финляндии и у чехословаков, открытие заговоров белогвардейцев, в которых открыто участвуют правые эсеры, белогвардейцы и буржуазия, и в тоже время отсутствие серьёзных репрессий по отношению к ним со стороны Советов показало, что применение массового террора по отношению к буржуазии является пока словами. Надо покончить, наконец, с расхлябанностью и разгильдяйством. Надо всему этому положить конец.
Предписывается всем Советам немедленно произвести арест правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников. При попытке скрытия или при попытке поднять движение немедленно применить массовый расстрел безоговорочно.
Местным губисполкомам и управлениям принять меры к выяснению всех лиц, которые живут под чужими фамилиями с целью скрыться.
Нам необходимо немедленно, раз и навсегда, обеспечить наш тыл от всякой сволочи и так называемых правых эсеров. Ни малейшего колебания при применении массового террора. Народный комиссар внутренних дел Петровский» [9].
Что ж это вы, товарищ Петровский, профессиональный революционер ведь?! Мы страдаем, наши враги кровь нашу льют, а в ответ «отсутствие серьёзных репрессий», правда, спасибо, оговорились – «со стороны Советов». Мы то знаем, другие органы лютуют во всё ивановскую или вернее во всё моисеевскую (по заветам Моисея, «око за око»), а вот со стороны разгильдяев Советов рабочих и солдатских депутатов полная расхлябанность.
Правильно вы ставите вопрос о заложниках, с перспективой. И перспективы у вас хорошие – «применить массовый расстрел безоговорочно».
Прошу обратить внимание, комиссар внутренних дел предписывает: «немедленно произвести арест правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицерства и держать их в качестве заложников», не в качестве обвиняемых в активных контрреволюционных действиях, а «в качестве заложников», на всякий случай. При этом аресты поручаются не сотрудникам внутренних дел, не чекистам, а дилетантам из числа депутатов Советов и их сторонникам. Можно себе представить, кого эти «разгильдяи» наарестовывают. Невольно вспоминается программное произведение Котца, в котором предлагается добиться «Наших» целей чужими руками «проклятьем заклейменных» с замутнённым закипевшим разумом (так они исполнителей называли в своей молитве).
А вот насчёт лиц, «которые живут под чужими фамилиями» – это вы маху дали, товарищ Петровский. Так местные губкомы и управления, с дуру, начнут выяснять настоящие фамилии у товарищей Троцкого, Зиновьева, Каменева, Светлова, Ярославского и других проверенных «Наших». А закончили вы, товарищ народный комиссар, сердце радуется, хорошо, – «массовым террором»!
А вот ещё один пассаж из Красной газеты об убитом «высшем идеале человечества» из числа тех, кто стал «Всем». Выступление на заседании Петросовета «ближайшего друга М. С. Урицкого», позже расстрелянный своими же соратниками, комиссара Позерна [скобках то, как это сообщение комментировали многие].
«Не легка была та чёрная работа [правильнее – черное дело], которую нес товарищ Урицкий и которая отрывала его от рабочих масс [Моисей Соломонович никогда близок с рабочими массами не был]. В то время, когда во всех советских районов все спали, на Гороховой 2, светилась лампада [лампада? – словно сатанинскую «икону» освещала убитого интернационалиста-садиста при жизни], где тов. Урицкий должен был обдумывать каждый росчерк своей руки об арестах... [«росчерк своей руки» – красиво! – чтоб у него руки отсохли]. Тов. Урицкий не имел личной жизни, не имел семьи [такие в семье, как правило, не нуждаются]. Вся жизнь, все мысли и желания его растворялись в успехах движения общего дела [не общего, а Их дела]. Этот скромный человек был высшим идеалом человечества, способным раствориться в целом коллективном творчестве» [10]. Так и хочется добавить к словам Позерна: вот он и растворился, и нет больше высшего идеала человечества, Моисей Соломонович превратился, по Их же заклинаниям, в пустую абстракцию.
В пятницу 6 сентября 1918 года стали публиковаться списки заложников. Подписаны они были секретарём ПЧК верным троцкистом Александром Соломоновичем Иоселевичем, который, подписывая их, предположить себе не мог, что через девять лет его пустят в расход коллеги по цеху, как одного из «своры псов и палачей».
Заложников было много, как обычно, решили взять количеством. «Ниже печатается список арестованных правых эсеров и белогвардейцев и представителей буржуазии, которых мы объявляем заложниками. Мы заявляем, что если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит ещё хоть один из Советских работников, ниже перечисленные заложники будут расстреляны [11].
Через 4 дня последовала публикация продолжения списков заложников и среди них, по алфавиту была указана фамилия: «Де-Симон Анатолий Михайлович – капитан II ранга» [12].
Таким образом появился первый претендент на пуховского «шпиона Де Симона», захваченного в качестве заложника. С этой информацией я покинул отдел газет Российской национальной библиотеки на набережной реки Фонтанки, напевая себе под нос: «Чижик-пыжик, где ты был…», и с твердой надеждой докопаться до истины.
