Ученый-филолог, педагог, статский советник Белоруссов И.М. – учитель Россиева П.А. (снимок из статьи Россиева о Белоруссове).
Иван Михайлович Белоруссов
Со своим учителем Иваном Михайловичем Белоруссовым благодарный Россиев сохранит связь на протяжении всей своей жизни с гимназических лет в Орле до Сочинского периода, когда учитель, в свою очередь разделяя взгляды своего ученика, станет действительным членом Сочинского Свято-Николаевского Братства. Их взгляды на жизнь, на её смысл во многом совпадали и именно поэтому в Белоруссове появляется возможность увидеть отражение Россиева как в зеркале.
Оба они верили в одни и те же принципы, а как пишет известный русский философ И. А. Ильин: «Есть некий духовный закон, владеющий человеческой жизнью; согласно этому закону, человек сам постепенно уподобляется тому, во что он верит. Чем сильнее и цельнее его вера, тем явственнее и убедительнее обнаруживается этот закон» [1]. А если допустить, что Россиев верил своему учителю и подсознательно старался ему подражать, то зеркало, которым мы позже воспользуемся, надеюсь, не окажется кривым.
Впервые о своём учителе Петр Амплиевич напишет в воспоминаниях «Силуэты» [2]: «… вместе с учениками он молился перед началом занятий, пел в церковном хоре, был по-суворовски прост и сердечен». И далее в статье о нём [3]: «… отличался простотой, душевностью и полной доступностью. <…> Основой воспитательной и педагогической мысли Белоруссова было беспрестанное возбуждение, укрепление и усиление сознательной и свободной деятельности учащихся, можно сказать, – самообразование, построенное на твердой воле и сознательном труде, как святом долге каждого человека. <…> Для Белоруссова русский язык стал солнцем, которое не только согревало его душу, но и являлось источником литературно-педагогической энергии, а это, в свою очередь, была источником его интеллектуальной жизни».
Что же касалось воспитательской деятельности Белоруссова, то его ученик Россиев находит главное, отличающие учителя-формалиста, как он пишет, в «футляре» [4], от православного наставника, коим был Белоруссов, и который считал: «… в школе не место рабству, – ни рабству духа и мысли, ни воспитательному рабству, ибо ещё древние греки говорили, что раб воспитывает только раба и отдать ребёнка на воспитание рабу или футлярному человеку это значит получить двух рабов или двух футлярных людей, – и далее Россиев добавляет, – само собой разумеется, что при таком порядке вещей создавались отношения, проникнутые чувством глубокого уважения учеников к своему учителю» [5].
После выхода Белоруссова в отставку, пишет Россиев: «… Продолжаются литературные занятия и по-прежнему чувствуется в Иване Михайловиче бодрый, живой и чуткий общественный деятель. <…> Был избран: в члены Орловской учёной архивной комиссии, в члены Орловского управления общества Красного Креста, почётным членом Орловского епархиального училищного совета, пожизненным членом Орловского православного Петропавловского Братства и почётным членом Церковного историко-археологического общества» [6]. С 1914 года он действительный член «Сочинского Братства» [7].
А теперь слова об учителе [8][9] применим к ученику: Россиев был скромен в быту, отличался простотой, душевностью и полной доступностью – его дом на Хлудовской стороне, превращенный в центр «Братства», а так же в редакцию «Известий Братства», был открыт для всякого сочинца; он был сердечен с людьми – для этого достаточно прочесть его высказывания о людях, с которыми он взаимодействовал; иной человек не способен был бы собрать в «Братство» стольких единомышленников под своим началом; ему тоже русский язык (солнце русской нации) согревал душу и являлся источником интеллектуальной жизни – всё что он видел, о чём думал, размышлял, старался описать и донести до читателя; для него тоже «самообразование, построенное на твердой воле и сознательном труде, как святом долге каждого человека» – являлось основой всей его деятельности.
И на общественном поприще Россиев также, в определённой степени, повторил своего учителя. Видя распространение в Черноморье в начале XX века среди народа бездуховности и сектантства, по его инициативе было организованно в Сочи «Свято-Николаевское Братство», председателем совета которого он был избран. Его инициативе принадлежат: издание журнала «Известий Братства», редактором которого он являлся; образование прихода церкви Святителя Николая; постройка и функционирование церковно-приходской школы на Хлудовской стороне; часовни и книжной лавки в Сочи.
И как следствие официального признания авторитета Россиева в округе, он высочайше утверждён директором Сочинского отделения попечительства о тюрьмах (1915). В трудное для российского православия время, от Сухумской епархии он выбран членом Поместного Собора Православной российской церкви (1917), а также, в годы гражданской войны, – членом и секретарем Юго-Восточного русского церковного Собора (1919).
При большевиках учитель Россиева – Белоруссов, пытаясь спастись в Крыму, едва не расстрелянный, страшно бедствовал, голодал, просил милостыню, но продолжал работать.
Не повторил ли Павел Амплиевич и в этом путь своего учителя?
«Последнюю книгу дописываю... план завершаю... каждый день работаю с зари, по четыре часа. Слабею... На кухоньку хожу советскую, кухарки ругаются... супцу дадут, когда, а хлебушка нет..., – последние дни Белоруссова описал очевидец писатель И. С. Шмелев в книге «Солнце мертвых», – умер старик вчера – избили его кухарки! (Из числа тех, любая из которых, по замыслу Ульянова-Ленина, «может управлять государством», – здесь и далее в скобках комментарии С.Д.).
Черпаками по голове били в советской кухне (закономерное торжество коммунистических принципов: кто не работает – тот не ест, а значит – обречён; работают и едят, разумеется, только «пролетарии»). Надоел им старик своей миской, нытьем, дрожаньем: смертью от него пахло (а то, что старик – автор многократно переиздававшегося «Учебника русской грамматики» и других высоко признанных научных трудов – это никому не интересно?) Теперь лежит покойно – до будущего века (когда его жизнь, возможно, переоценят потомки [10]). Аминь.
Лежит профессор, строгий лицом, в белой бородке, с орлиным носом, в чесучовом форменном сюртуке, сбереженном для гроба, с погонами генеральскими, с серебряной звездочкой пушистой – на голубом просвете. В небе серебряная звезда! Чудесный символ. Завтра поступит в полную власть – Кузьмы ли, Сидора – как его там зовут? (Гробовщика, освобождённого от всяких православных обязанностей большевистской властью). Кузьма не знает ни звезд, ни «яти», ни Ломоносова (Хотя покойник, много дней и ночей посвятил изучению Ломоносовского языка, за что и премирован Императорской академией наук [11], но разве это для «пролетариев» труд?), ни Вологодского края {где усопший зачем-то появился на свет}; знает одно: надо содрать сюртук {вот они – новые знания, приобретённые в революции}, а потом – вали в яму» [12].
Не думаю, что последние минуты жизни ученика Россиева отличались от последних минут жизни его Учителя, слишком много общего было в их жизнях, и им обоим пришлось умереть не своей смертью и упокоится не на православном кладбище, а в яме без вести пропавшими, которую «пролетарии новой жизни» вместе с памятью о нём сравняли с землёй.
И ещё хочется сказать несколько слов о учителях в Российской империи. Государство, понимая их особую важную роль в функционировании общества, старалось воздавать им должное, причисляя их к государственным служащим, награждая их чинами и пенсиями. Например, директор гимназии имел чин статского советника, инспекторы и некоторые учителя со временем становились коллежскими советниками. Вспомните, отец Ульянова-Ленина, директор Симбирских училищ, имел чин гражданского генерала, а после его смерти семья жила на его пенсию и заработанные им деньги [13]1.
После «великой октябрьской революцией» вместо учителей появились «шкрабы» (школьные работники), и их социальный статус был низведён до уравненного общенародного среднего уровня, а то и ниже. Вспомните, кем была непролетарская интеллигенция для «основоположника советского государства»? Внимание, подчеркиваю, именно непролетарская интеллигенция! Правильно, – «г-ном» [14]2, и это порождало к ней со стороны большевистской власти соответствующее отношение.
Если послушно следовать за мыслью Ульянова-Ленина и «не смешивать интеллектуальные силы народа («пролетариев») с силами буржуазной интеллигенцией», то его отец – Илья Николаевич Ульянов – тоже был г-ном, если считать его глубоко верующим православным, непролетарским интеллигентом, признанным властью и верно служившим царской и буржуазной России? – с учётом того, что чин действительного статского советника с ходатайством о потомственном дворянстве ему утверждал император и не за его революционные взгляды, а совсем наоборот, за верноподданнические.
Впрочем, на смену шкрабам пришли замечательные школьные работники из пролетарской среды, как и было задумано. А ныне, вообще, педагоги не обучают, а оказывают услуги, следуя предписаниям, спущенным сверху из министерства. Некоторые сопротивляются. Многие смирились, но кто они после этого? – слуги, рабы или винтики для новомодных веяний с запада? Что бы ответили на это Белоруссов и Россиев? – «в школе не место рабству …, ибо раб воспитывает только раба и отдать ребёнка на воспитание рабу или футлярному человеку это значит получить двух рабов или двух футлярных людей» … И что? Россия в этом заинтересована?
- [13]1 Волкогонов Д. А. Ленин (политический портрет) М. 1994. С. 96-97.
Мать Ленина «будучи вдовой действительного статского советника, кавалера ордена Св. Станислава I степени стала получать на себя и детей пенсию в размере 100 рублей в месяц… Достаточно сказать, что В.И. Ульянов (Ленин), сосланный в Шушенское, на своё содержание от государства получал 8 рублей в месяц, которых хватало для оплаты жилья, простого питания, стирки белья» (см. так же «Пролетарская Революция». 1928. №11-12. С.251-252). - [14]2 Ленин В. И. Письмо к Горькому. // Полное собрание сочинений. Изд. 5-ое. Т. 51. С.48: «Интеллектуальные силы» народа смешивать с силами буржуазных интеллигентов неправильно <…> Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г-но. «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалование выше среднего. Это факт…»
- Итак, интеллигенция у Ленина презрительно названа «интеллигентиками» – это лакеи, т.е. слуги, работающие за деньги. Остальные, так называемые, интеллектуальные силы из рабочих и крестьян, трудиться должны за коммунистическую идею, во всяком случае, об оплати их труда Ленин глубокомысленно умалчивает. Другим «интеллектуальным силам» (Ильич берет их в кавычки, что он под этим понимает, догадывайтесь сами) не из рабочих и крестьян готовы платить «выше среднего» при условии, если они не будут «прислуживать капиталу», а будут находится только в полной зависимости от большевистской власти, и на её полном содержании, «неся науку народу», но, по затаённой ленинской мысли, не всему (задумайтесь! – отношение к народу избирательное), а только рабочим и крестьянам (пролетариям), и то не поголовно, а только тем, кто поддерживает партию большевиков, иначе зачем они нужные большевикам – эти «интеллектуальные силы» и зачем им платить «выше среднего. Это факт» [15].
