Мой дорогой далёкий родственник!
Копаясь в песке на территории советской воинской части в немецком городе Ратенов, я, 5-летний мальчик, мечтал раскопать клад. Позже меня привлекало всё неизвестное, неизведанное, сокрытое от нас временем или спрятанное кем-либо когда-то давно и уже всеми позабытое. Позже я в тайне завидовал путешественникам и археологам. Меня восхищали историки, совершавшие в своих головах словно на машине времени, экскурсы в прошлое, восстанавливая его по документам и описаниям наших предшественников. Однако я не знал, как мне подступиться к истории вообще и истории наших предков, в частности.
Мой дорогой родственник, в этой теме я был совершенно несведущ и робок. Мне необходим был, фигурально говоря, пинок под зад. Это действо очень деликатно и опосредованно произвёл мой однокурсник Николай Федорович Шалаев, за что я ему и благодарен. Он давно уже занимался историей ВМедА, и от него я по секрету узнал, что выпускника академии, дедушку нашего «горячо любимого Владимира Ильича Ульянова-Ленина» звали сначала Израиль Мойшевич Бланк. Тогда в 1976 году об этом ни то что говорить, думать категорически не рекомендовалось.
А Коля накапливая материал для своей кандидатской диссертации «Медицинская, научная и общественная деятельность студентов Военно-медицинской академии в 1881-1917 гг.» под руководством профессора генерал-лейтенанта медицинской службы А.С. Георгиевского, не первый год рыскал по архивам и публичным библиотекам, имея уже определённый навык в методике исторического исследовательского поиска.
И вот однажды вечером встретив меня в коридоре общежития он спросил:
– Андрей Десимон – это твой родственник?
– Да, я слышал о нём от своего отца, – удивился я его осведомлённости.
– Ты его биографию читал?
– Нет?!
– Она в «Русском биографическом словаре». Я тебе её выписал. Держи.
И Шалаев протянул мне небольшой блокнотик, с переписанной его рукой, с биографией Андрея Францовича Десимона. Я до сих пор с большой благодарностью храню эти Колины записи, такие же чувства я испытываю и к нему самому. С этих записей и начались мои, более или менее, систематические изыскания из прошлой жизни и деятельности наших предков.
К Десимону А.Ф. мы ещё вернёмся, а сейчас продолжим описывать перипетия его отца – Франца. Я снова, как и в детстве, начну рыться в песке, предлагаю и Вам, мой дорогой дальний родственник, покопаться вместе со мной с надеждой найти что-нибудь стоящее для нас обоих.
Итак, остается только предполагать, что побудило 16-летнего (19-летнего?) юношу из Триеста Франца Де-Симона отправиться в столь опасное путешествие. Дата его приезда в Россию позволяет выдвинуть несколько версий. В последнее десятилетие XVIII в. Европу потрясли грандиозные события, вызванные Французской революцией. Екатерина II первой из европейских монархов открыла двери для политических эмигрантов. В то же самое время молодой русский флот начинал испытывать потребность в квалифицированных морских офицерах. Это заставляло русское командование искать кадры среди представителей разных сословий и особенно иностранцев. Такие офицеры уравнивались в правах с российскими дворянами и получали с семьями потомственное дворянство. Так Франц Де-Симон был принят в российскую службу. Впрочем, я писал об это в первом письме.
Ранней весной 1790 года Франц Де-Симон, находясь во флотилии грека Ламброса Кацониса, на одном из 9 кораблей, из района Ионических островов прибыл в Эгейское море. По пути флотилия приняла на борт грека Клифта Андрюса с его отрядом в 800 воинов. Продолжая движение, эта флотилия захватывала и уничтожала на своём пути, встретившиеся турецкие суда, подошла к Тенедосу, ища встречи с турецкими военными кораблями, и не найдя их, вернулась в Архипелаг, где начала крейсировать. 15 апреля 1790 г. флотилия подошла к острову Кеа. На острове была выставлена охрана из воинов Андрюса, и силами моряков начались восстановительные работы, в которых наш предок принял активное участие. Были спешно восстановлены, разрушенные турками береговые оборонительные сооружения, артиллерийская батарея, причалы, склады и другие объекты, необходимые для стоянки кораблей. В последующем Франц уже в России будет снова заниматься восстановлением оборонительных сооружений и эта практика ему ещё пригодится.
В это время, обеспокоенное активностью флотилии Качони (Кацониса), турецкое командование, выполняя категорическое требование нового султана Селима III, вступившего на престол в 1789 г., об её уничтожении, собрало значительные военно-морские силы и в конце апреля «флот турецкий в количестве 19 боевых кораблей выступил из Дарданелл». Узнав о появлении превосходящего противника, Ламбро Качони на 7 судах смело пошёл ему на встречу, с мыслью внезапного нападения на него.
На одном из кораблей находился Франц Де-Симон. Но ветры не способствовали быстрому продвижению легкой российской флотилии. 17 мая 1790 г. в проливе между островами Эвбея и Андрос Де-Симон увидел, вместе со всеми, около 20 кораблей турецкого военного флота. Как писали современники, началось ожесточённое по своему накалу сражение, которое продолжалось целый день, и в целом было успешным для каперской флотилии. Безветрие ночью не позволило судам Качони скрытно отойти.
Ранним утром с юго-востока неожиданно для моряков на помощь туркам подошёл хорошо подготовленный алжирский флот из 11 судов. И с рассветом 18 мая сражение возобновилось с новой силой и яростью. Как пишут историки, положение флотилии майора Ламбро Качони стало критическим, несмотря на мужество и отличную боевую выучку его моряков. Они находились практически в окружении, под перекрестным огнём корабельной артиллерии с двух сторон. У каперских кораблей кончались боеприпасы, и они стреляли всё реже, экономя их.
Поняв это, противник пошёл на абордаж, и после отчаянного рукопашного боя экипажей греческих кораблей с абордажными командами турок три судна флотилии были всё же захвачены, но вскоре потонули из-за повреждений, так и не став добычей врага. Возможно, на одном из них и был Франц Де-Симон. Причиной случившегося явилось то, что 5 из 7 кораблей были совершенно разбиты огнём артиллерии многочисленного врага. Были изрешечены надстройки и борта, снесён такелаж, сбиты мачты, значительная часть команды погибла от артиллерийского обстрела. В таком же положении был и флагманский корабль флотилии «Минерва Северная», на котором враг сосредоточил свой огонь.
Картина «Морской бой у острова Андрос».
Из музея исторического и этнографического общества в Афинах.
Командующий флотилии Качони, находясь на его борту, руководил морским боем, был ранен в голову. Оценив реально сложившуюся обстановку, он приказал своему экипажу, не дожидаясь абордажной атаки, покинуть судно и взорвать его, чтобы не дать туркам вступить на палубу его, что и было исполнено. Оказавшись с экипажем в воде, Качони стал бороться за свою жизнь. Сперва вплавь, поддерживаемый своим другом, спутником во всех сражениях Панаиотом Скаридиа, затем на пойманном ялике. В огне и дыму завершающегося сражения им удалось скрыться от турок, перебраться на один из двух оставшихся на плаву, хотя и сильно повреждённых, кораблей флотилии. Отбиваясь от врага, под прикрытием горящих, тонущих и взрывающихся судов, им удалось оторваться от преследования.
В этом морском бою майор Ламбро Качони потерял 5 судов, около 620 хорошо подготовленных, проверенных в боях и каперских походах матросов и солдат своей флотилии, из которых свыше 50 попали в турецкий плен, среди них захвачен и раненый поручик Франц Де Симон. Турецкие и алжирские суда с захваченными пленниками вернулись в Константинополь, где несколько дней шумно, с пушечной стрельбой отмечали победу. Многих пленных при этом публично казнили на глазах султана и жителей города, «вздернули на реях» своих судов на фоне российского флага.
Вот как описывает это сражение и всё последующее затем свидетель трагических событий капитан лейб-гренадёрского полка Егор Палатино. В своём письме Потёмкину он пишет из турецкой тюрьмы: «Попалась оная нам навстречу числа 23-го суда разной конструкции; дрались с оною около 8 часов, и за ночным временем разошлись; и как не потерпели никакого урона от неприятеля; майор вознамерился на утро паки оную атаковать, не смотря на то, что мало стало у нас снарядов. На утре, как только рассвело, увидели ещё 11 судов неприятельских, кои нас и атаковали…»
Далее Егор Палатино описывает события в Константинополе: «…сей победитель, торжествовав свою победу пред двором султана, повесил по всем судам своей эскадры 17 человек, в том числе трех офицеров. Перед самим султаном отрубили головы шестерым. На другой день двадцать одного человека лишили жизни. И я был выведен, но спасся только тем, что сераскер знал действительно, что я прислан был Ламбру курьером, и потому ещё, что имел у себя свой патент». Из общего строя пленных был «выведен» и наш предок поручик Де-Симон, которому волей случая удалось избежать смерти на реи или под топором палача.
Австрийский офицер Бенджамин Тиздель из тюрьмы Константинополя в письме Потёмкину в декабре 1790 г. описывая расправу турок над матросами и офицерами флотилии «Кацониса», в конце он добавляет: «Донести честь имею, что число всех Российской Императрицы подданных находящихся в сей тюрьме 37 штаб и обер-офицеров и 440 нижних чинов служителей».
Этот офицер оставил после себя мемуары, основу которых лег дневник, который Тиздель вел во время пребывания в плену, где подробно описывал происходящие события. В своих мемуарах он же пишет, что к ним в тюрьму 15 апреля 1791 г. поместили офицеров и матросов, взятых в плен в 1790 г. с эскадры майора Ламбро Качиони (ещё один вариант фамилии). Затем он сообщает, что их содержали сначала в тюрьме Арсенала, а в сентябре 1791 года, когда уже велись переговоры Турции с Россией о мире, офицеров переводят из тюрьмы Арсенала в Семибашенный замок.
Как нам известно, 30 октября 1791 г. Франц Де-Симон был освобождён из плена. Уже сам перевод в более «комфортабельную» тюрьму Семибашенного замка, свидетельствовало о предстоящих милостях султана. Семибашенный замок был крепость византийских времен в Константинополе, служившая главной государственной тюрьмой Османской империи, куда заключались свергнутые султаны, другие высокопоставленные лица, в том числе и послы держав, с которыми Порта разрывала дипломатические отношения. Так, например, находившийся в Константинополе с 1781 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр Я. И. Булгаков (1743—1809) был арестован после отклонения ультиматума об отказе России от Крыма 5 августа 1787 г. и провел в замке 825 дней, где, имея много свободного времени, перевел 27 томов французских изданий. Время для него не прошло зря. Он был отпущен 1789 г., в связи с вступлением на престол нового султана. Затем Булгаков был русским посолом в Варшаве во время II раздела Польши.
Надо отметить, что Россия не забывала своих подданных и в плену, их периодически навещали, по просьбе с российской стороны, французские дипломаты и русские офицеры, пленным была предоставлена возможность писать письма. Так капитан-лейтенант И.Г. Перелешин докладывал по команде об обходе русских пленных в тюрьме Арсенала. Из мемуаров Тизделя нам известно, что офицеры содержались в отдельных комнатах по несколько человек. Иногда между ними возникали конфликты, так Тиздель пишет, что во французском посольстве разбирался случай агрессивного поведения капитана II ранга А.Е. Веревкина и артиллериста Рубетса и их просьбы поместить их в отдельные комнаты.
Некоторые офицеры, имевшие связь с родиной, имели возможность заказывать обеды. Так Тиздель описывает приглашение от пленных австрийских офицеров на обед, по случаю дня рождения австрийского императора. Положение российских подданных было значительно хуже. В Константинополе во времена Франца Де-Симон существовал невольнический рынок, где можно было купить невольников и невольниц.
До 1847 года в Константинополе был базар, на котором невольницы продавались открыто, потом публичная продажа женщин была официально запрещена, но фактически содержатели гаремов снабжались невольницами еще как минимум до конца прошлого века. Вот выдержка из таможенной декларации от 1790 года о покупке женщин в гарем: «Черкесская девочка около 8 лет, абиссинская девственница 10 лет, черкесская девочка 5 лет, грузинская девушка 12 лет, черкесская женщина 15 или 16 лет, негритянка 17 лет. Стоят около 1000-2000 курушей». В это время купить хорошую лошадь можно было за 5000 курушей. Обратим внимание на возрастные градации того времени для женского пола: девочка – 5-8 лет, девушка – 12 лет; женщина – 15-16 лет. Возможно эта информация нам пригодится для объяснения юного возраста будущей жены Франца.
Несколько слов о рабстве в то время. Грузинские и черкесские родители часто сами привозили на невольничий рынок своих дочерей на продажу. Или же торговцы выдавали себя за родителей. Обычно в исторической литературе обитательниц гарема называют рабынями, одалисками. Но одалиски – это служанки жен, которые сами имеют рабынь. А у их рабынь могут быть еще рабыни. И так далее. Рабство Востока – не совсем то, что мы под этим подразумеваем. Формально покупка на невольничьем рынке – это хозяйственное приобретение. Это наем служанки в дом. Потому что мусульманину можно иметь четыре жены. А служанок и прочих домочадцев – на сколько денег хватит.
Но вернёмся к Францу Де-Симон снова перечитаем его послужной список. «17 мая 1790 г. между островом Андроса и крепостью Кариста находился против соединённой турецкой и алжирской эскадры и прочих тогда бывших действительных сражениях, где был тяжело ранен, захвачен в плен и находился в оном до 30 октября 1791 г., откуда был направлен в Италию к флотилии, находящейся в городе Ливорно…». Для молодого Франца почти полтора года турецкого плена – была настоящая школа.
Офицеры, не привлекаемые турками на тяжёлые работы, не знали, чем себя занять. Не трудно догадаться, что, ведя беседы с другими офицерами, он много узнал о России. И уже тогда в его голове зародилась идея и дальше продолжать Российскую службу. Свободного времени у него было много, и возможно, именно в турецком плену он начал изучать русский язык, тем более что имел склонность к изучению языков и с детства слышал словенский – язык своих соседей, прозрачный для русского. Засим вынужден прерваться и отряхнуть песок с рук своих, предлагаю Вам сделать тоже самое до следующего раза.
Ваш несостоявшийся археолог, не осуществивший свою мечту,
путешественник и кладоискатель, Серж Десимон.
