Мария Александровна Шмидт, друг и последователь учения Льва Николаевича Толстого, четыре года прожила на Кавказе, а именно в Уч-Дере и в Сочи. Мария Александровна – человек интересной судьбы. Выросла она в патриархально-религиозной семье. На момент встречи с Л. Н. Толстым, она работала классной дамой в Николаевском сиротском институте в Москве.
Так случилось, что Мария Александровна прочитала одно из сочинений Толстого на религиозную тему. Ей очень захотелось ознакомиться с еще одним его сочинением – Евангелием в его переводе. Но религиозные сочинения Толстого тогда не печатались по условиям цензуры и ходили по рукам в виде рукописей. В продаже их не было. У Марии Александровны возникло непреодолимое желание познакомиться с писателем лично и попросить у него интересующую ее рукопись. Вместе с подругой Ольгой Алексеевной Баршевой Шмидт отправилась в Ясную Поляну и встретилась там с писателем. Случилось это событие 2 марта 1884 года. Встреча с Толстым кардинально поменяла ее мировоззрение. Она стала его последовательницей и близким другом семьи писателя. С тех пор Мария Александровна начала переписывать рукописи не только для себя, но и для Льва Николаевича. Вскоре Шмидт и Баршева оставили работу в институте, а в 1889 году отправились на Кавказ, где собирались заняться земледелием.
Главный въезд в усадьбу Л. Н. Толстого. 1908 год. Фото Прокудина-Горского
Жизнь Марии Александровны Шмидт описали в своих воспоминаниях дочь Льва Николаевича Толстого Татьяна Сухотина-Толстая и друг семьи Толстых Елена Евгеньевна Горбунова-Посадова, та самая Горобунова-Посадова, которой отдавала на рецензию свои воспоминания Варвара Николаевна Жилинская.
В воспоминаниях Татьяны Толстой и Горбуновой-Посадовой о Марии Александровне Шмидт есть некоторые несовпадения. Толстая пишет, что подруги Шмидт и Баршева арендовали землю у шведа Старка в урочище Уч-Дере близ Сочи и занялись садоводством, а Горбунова-Посадова пишет, что подруги приехали в Уч-Дере на дачу, которая принадлежала родственнице Баршевой. Но в обоих случаях упоминается, что подруги дружили и общались с управляющим имением в Уч-Дере Старком. Однако в воспоминаниях нигде не указаны инициалы Старка. Но нам известно, что управляющим имения в Уч-Дере служил Александр Александрович Старк. О существовании шведа Старка знал также и Л. Н. Толстой, поскольку о нем ему писала Мария Александровна Шмидт.
Вот что пишет в своих воспоминаниях Горбунова-Посадова о жизни М. А. Шмидт на Кавказе:
«Жить и работать на земле на севере было трудно М. А., болезненной, страдающей хроническим тяжким бронхитом каждую зиму, и она решила перебраться на юг, где рабочий сезон дольше, где больная грудь зимою легче дышит, где не надо добывать топливо, не надо теплой одежды и т. д. И вот М. А. решила перебраться на Кавказ.»
Сама Мария Александровна рассказывала, что «одна родственница Ольги Алексеевны захотела построить себе дачу на Кавказе. Построила дачу в 15 верстах от Сочи в Уч-Дере, а сама туда не поехала. Вот мы с О. А. туда и поехали. На холме, две версты от моря, небольшой домик с террасой".
Дальше Горбунова-Посадова пишет, что «участок их был высоко в горах, и по близости не было ни селенья, ни проезжей дороги. Жил невдалеке от них только Старк, управляющий большого имения, со своей семьей, а до ближайшего селения армян было около 5 верст по едва проходимой дороге. Дичь. Глушь. Часто по вечерам, сидя у себя в домике, они слышали, как выли под окнами шакалы. А в горах, куда М. А. ходила за хворостом, жили дикие кошки. Они ей казались особенно страшными».
В письме к одному из своих друзей Мария Александровна описывает свою жизнь на Кавказе: «...Теперь скажу вам несколько слов о нашем хозяйстве: огород у нас на славу, редиску, лук уже употребляем; картофель, горох, репа, брюква, огурцы -- прелесть, как хороши; бахчи тоже очень нас утешают. С поливкой огорода мы устроились так: отыскали вблизи нас небольшое болото, вырыли яму, которая, благодаря этому, всегда с водой; дорожку к яме вымостили камнем, и я несу ведра с водой от ямы до горы, а О. А. в гору вплоть до огорода, так что минут в двадцать ведер 16 или 20 у нас бывает готово, и нисколько не утомляемся, а, напротив, очень все это радостно. Куры у нас теперь свои и скоро будут три наседки; пчелы работают прекрасно, одним словом все только веселит душу.
Странники (недалеко проходила дорога в Ново-Афонский монастырь) нас не забывают и ежедневно целыми партиями останавливаются у нас отдохнуть, обсушатся и опять в путь. Часто мы с ними читаем легенды Л. Н-ча, вместе от умиления наплачемся, беседуем по душе и расходимся спать с самым легким сердцем".
Случалось, что одиноких женщин навещали знакомые Старка, которого Мария Александровна называла «хорошим шведом». Автор воспоминаний слышала рассказ о жизни Марии Александровны от старушки Екатерины Павловны Майковой, которая прожила в Сочи почти всю свою долгую жизнь. Майкова говорила, как поражала ее веселость, бодрость и доброта Марии Александровны и как жутко ей было смотреть на ее истощенную фигуру, с заступом или цапой в руке, в полукороткой юбке, в белой войлочной шляпе. По словам Майковой после посещения маленького одинокого домика в горах она возвращалась домой с совершенно новыми думами.
Нередко забредали к подругам путники, оборванные, часто обвешенные оружием, которые имели, может быть, основание избегать более людных дорог и ночевок в деревне. Жутко было иной раз Марии Александровне и Ольге Алексеевне в эти часы. Случалось, они запирались в своей комнатке, и бывало, что даже заставляли дверь и не смыкали глаз до рассвета.
Было, очевидно, в жизни этих двух женщин, в их отношении к людям что-то такое, что внушало случайным посетителям чувство уважения: ни один из них не причинил им вреда.
Летом 1889 года Шмидт писала дочери Толстого: "Маша, дорогая, в настоящее время мы живем точно два Робинзона. Никого нет с нами, кроме кота да дикого козленка, которых на время оставил нам мингрелец. С вечера наготовим дров, воды, а утром без задержки топим печь. За дровами ходим по лесу и по берегу моря. Много есть около домика сухих деревьев, да пилы с собой не взяли, а у Старка боимся взять, -- легко сломаешь ее, тогда и их оставишь без пилы. Жаль, что вас здесь нет. Знаю наперед, что первобытная здешняя жизнь пришлась бы вам по-сердцу".
Среди последователей Л. Н. Толстого был его единомышленник Николай Лукич Озмидов, который научил М. А. Шмидт правильно переписывать рукописи, а также под влиянием Л. Н. Толстого организовал общину на Кавказе, куда перебрался вместе с женой и дочерью. В общину вошли еще несколько человек из их окружения. Есть описание суровой жизни этих колонистов. Община просуществовала недолго. Впоследствии Озмидов поселился в Воронежской губернии, где продолжал заниматься перепиской сочинений Л. Н. Толстого.
Через некоторое время после приезда Марии Александровны на Кавказ друг их Старк собрался уехать из Уч-Дере. Подругам жутко стало оставаться без его дружеской поддержки, и они стали подумывать - не перебраться ли им из их уголка куда-нибудь поближе к людям. Они написали об этом Л. Н, и вот, что он ответил им 23 июня 1889 года:
"Давно мы с Машей поджидали от вас весточки, дорогая М. А., и вот получили и хорошую и дурную. Хорошую потому, что из нее вижу, что вы живы в настоящем значении этого слова, а не то что дурную, но не совсем хорошую, потому что из нее же вижу, что вы как будто жалеете, что поехали на Кавказ, как будто, отсутствие Старка изменяет все ваши намерения и как будто, вы от этого хотите вернуться назад».
Подруги прислушались к совету Льва Николаевича. В ответном письме Мария Александровна пишет Толстому, что «отъезд Старка не изменяет моего искреннего желания кормиться трудом рук своих, но я хотела одно сказать, что с его отъездом здесь на расстоянии 10--15 верст не остается ни одной живой души человеческой». Именно в это время у женщин появился помощник - татарин Али, который зашел к ним переночевать и так и остался там на несколько месяцев жить и работать.
После отъезда Старка в Петербург подруги перебрались поближе к людям в Сочи в Немецкую колонию (отец М. А. Шмидт был немец по происхождению). О новой жизни в Сочи Шмидт подробно пишет в письме ко Льву Николаевичу от 5 мая 1891 года: "Дорогой мой Лев Николаевич и милая Маша! Мы только что приехали в Немецкую колонию в 4-х верстах от Сочи. Арендовали себе небольшой участок с большим фруктовым садом и не успели еще устроиться на новом месте, как Али (наш старик) покинул нас. Торговля, разные обороты опять потянули его сильно на прежнюю жизнь. Прощаясь с нами, он поплакал, мы его уговаривали остаться, да нет, наша жизнь ему не по душе пришлась, он давно уже тяготился, да и нам временами было тяжело с ним. Теперь мы опять зажили вдвоем и первую минуту по уходе Али мы было призадумались, как нам жить: дров нет, картофель пора цапать, а его много, мы посадили 11 Ґ пудов, огород надо полоть, корову погнать и теленка смотреть, -- ну, словом, все дела подошли. Управимся ли мы одни? Да, осмотревшись, увидали, что все пошло, как по маслу. Встаем мы на рассвете, я подою корову, и вместе с Ольгой Алексеевной погоним ее в стадо. Потом О. А. принимается за кухню, а я, убрав закуту, иду цапать картофель. Дров по участку нашли массу, стаскаем, что можно, а коли уж очень трудно покажется, возьмем подводу. Вчера я сеяла кукурузу за плугом. Пахать нынешний год нанимали, так как Али во время пахоты клал печь в нашей избушке.
Сняли мы участок на 6 лет по 50 рублей в год. Всего будет десятин 15, но чистой земли мало. Есть десятина пашни, с десятину сенокоса, леса и на дрова и на ремонт сколько угодно можно брать, фруктов нынешний год будет мало, туманом попортило много.
Вот как пишу вам, у меня не только радость, а просто праздник на душе. Сколько мы всюду добра видим, так это просто удивительно. Вот сейчас пахарь боронил нам кукурузу. Во время отдыха своего взял да перетаскал нам много дров. Один инженер в Сочи, случайно познакомившись со мной, просто осыпал нас вниманием, и вся семья его, и даже старушка мать несколько раз побывала у нас. Теперь они взяли читать "Крейцерову сонату", "Послесловие" и "Зачем люди одурманиваются".
Живется нам большей частью чудо как хорошо. Одно только со мной случается, что я, дорогой Лев Николаевич, временами сильно грущу, уж очень хочется мне видеть вас и всех моих дорогих, хочу больше читать вас, а вот именно этого-то мы и лишены. Коли можно, то пришлите нам все, что напишете. Спасибо, голубка Маша, за письма папа. Вы и еще когда пришлите нам именно его письма, а больше нам ничего не надо".
В Сочи женщины продолжали жить и работать на земле. Конец 1892 – начало 1893 года принесли им новые трудности, о которых сообщила Ольга Алексеевна в своем письме Толстому от 4 декабря 1892 года: «Дорогой Лев Николаевич! Мы получили Ваше милое письмо. Не ответили потому, что жили в больших трансах. Мы пережили большое горе. В какой-нибудь месяц мы лишились трех больших прекрасных коров, больших превосходных телушек, всего того, одним словом, что составляло радость, гордость и поддержку нам и нашему хозяйству. Все это было дело рук Марии Александровны, и все это процветало, благодаря ее заботливости и ее неустанным трудам. Так можете себе представить, как, в особенности ей, тяжела эта неоцененная для нас потеря. И теперь она больна и телом и душою, потому и не пишет сама. Думаю, что от огорчения привязался к ней бронхит, болезнь, оставившая ее совершенно на Кавказе».
Зимой 1893 года обе женщины заболели. Сначала обострился бронхит у Марии Александровны, потом Ольга Алексеевна заболела воспалением легких, от которого скончалась 3 февраля 1893 года. Шмидт осталась одна. Первое время ее поддерживали друзья, а летом 1893 года она едет в Ясную Поляну к Толстым.
Остаток жизни Шмидт прожила в небольшом имении Овсянниково, что в 5 верстах от Ясной поляны. Когда-то Овсянниково принадлежала ее брату, продавшему имение Л. Н. Толстому. При семейном разделе в восьмидесятых годах Овсянниково досталось Татьяне Львовне Толстой. Добрые соседи часто обменивались визитами. Первые годы поселения Марии Александровны в Овсянникове Толстые на зиму уезжали в Москву. Мария Александровна оставалась без их посещений, прекращались и посещения друзей, которые заезжали и заходили к ней обычно из Ясной Поляны. Но Мария Александровна не унывала. Иногда она выбиралась зимой на несколько дней в Москву, чтобы отвезти переписанные ею рукописи Льва Николаевича. Мария Александровна радовалась свиданию со Львом Николаевичем и другими друзьями, читала последние письма и работы Льва Николаевича, забирала его рукописи для переписки и снова торопилась к себе.
В своих воспоминаниях о «старушке Шмидт» Татьяна Львовна так описывает жизнь Марии Александровны в Овсянниково: Весело было приехать в Овсянниково и посмотреть на маленькое хозяйство Марии Александровны. Изба ее, состоящая из двух частей, всегда чисто выметена и прибрана. В задней ее части, отделенной от передней перегородкой и русской печью, стоят кровать и письменный стол. На стене висит календарь с портретом "дорогого Льва Николаевича". В передней части стоят стол с лавками и на стене висит полка с посудой. Все инструменты и орудия, как-то: стиральная машина, маслобойка -- вычищены и поставлены на надлежащие места. Плантация клубники, огород и фруктовый сад -- в образцовом порядке. К избе Марии Александровны пристроены холодные сени, а из сеней идет ход в закуту к корове, к любимой ее Манечке, которая много лет питала свою хозяйку и доставляла ей заработок. Манечка стоит сытая, чистая. Выражение ее розовой мордочки -- спокойное и доброжелательное. Со временем Манечка отелила еще Рыженочку, и тогда Мария Александровна стала считать себя совсем богатой.
Летом в овсянниковский дом приезжали на дачу супруги Горбуновы-Посадовы. Они жили в Овсянниково и летом 1910 года, когда дом Марии Александровны сгорел. Татьяна Толстая вспоминает: «У Марии Александровны погибло все ее имущество: платья, шуба, белье, постель, стиральная машина, маслобойка, вся утварь, все книги и пятьдесят три рубля денег, которые ей дала спрятать спавшая в сарае ее знакомая. Все это было бы возвратимо. Но что больше всего убило Марию Александровну, было то, что в огне погибли все письма моего отца к ней, подлинная рукопись его рассказа "Иван Дурак" и списки, сделанные ее рукой со многих его сочинений, которые представляли из себя последние исправленные редакции».
После пожара семья Л. Н. Толстого опекала Марию Александровну. Ей выстроили новую избу. Как пишет Татьяна Львовна, «потеря всех ее сокровищ наложила печать грусти навсегда веселую, бодрую и жизнерадостную Марию Александровну. Но, если уменьшилась ее веселость, зато увеличились в ней доброта и мягкость… Особенно в последнее время ее заботило душевное состояние ее друга Льва Николаевича, который все больше и больше тяготился жизнью в Ясной Поляне; он часто приезжал к Марии Александровне, чтобы излить ей свою душу».
За два дня до ухода из Ясной Поляны Л. Н. Толстой посетил Марию Александровну, приехав к ней верхом на лошади. Он сообщил ей, что собирается уйти из Ясной Поляны навсегда. А в ночь с 27-го на 28-е октября 1910 года Толстой с доктором Душаном Петровичем Маковицким уехал из дома, а 7 ноября 1910 года его не стало.
Мария Александровна пережила своего учителя всего на один год. Скончалась она 18 октября 1911 году в дорогом ее сердцу Овсянникове.
Использованная литература.
- Горбунова-Посадова Е.Е. Друг Толстого Мария Александровна Шмидт. М. Издание Толстовского музея, 1929.
Сухотина-Толстая Т.Л. Воспоминания. М. Художественная литература, 1980.
