В этом мире. Добро никогда не борется со Злом. Добро ни с кем не борется. Одно зло противодействует другому с одним только нюансом: меньшее зло борется с большим злом (часто меньшее побеждает большее), а нюанс создается только потому, что существует Добро. Благодаря этой формуле, светлое всегда остаётся незамутнённым, а темное, принимая сторону Добра, может рассчитывать на относительное просветление. Это убеждение у автора появилось после знакомства с историей вообще, и жизнью Андрея Францовича Десимона и окружающих его людей России XIX века, в частности.
В николаевской армии отрезание вражеских голов нижними чинами на Кавказе, преимущественно казаками, прививалось жестокостью нравов противников-горцев и искоренялось российской властью сверху. Например, «местопребывание Засса (российского генерала на Кавказе. – С.Д.), крепость Прочноокопская, повергало в ужас не только закубанцев, но и всех проезжающих. Она окружена была высоким валом с частоколом по гребню, на котором во многих местах торчали головы черкесов» [122].
Когда известия о насаженных на частокол головах туземцев (так в то время называли местных жителей. – С.Д.) дошли до Николая I, он высочайше повелел подобное прекратить. С одной стороны, обезглавливание врага на Кавказе было совершенно обычным поведением горцев при ведении боевых действий. В то же время это не могло не вызывать ответных симметричных действий со стороны Кавказских войск России, по принципу: «среди волков жить – по волчьи выть» или «со своим уставом в чужой монастырь не лезь», и, если гуманизм на Востоке всегда воспринимался как слабость не достойная воина, «разговаривать» с врагом приходилось на понятном ему языке.
С другой стороны, ничего подобного не наблюдалось, например, в российской армии во время войны 1812 года – это были военные действия в рамках другой цивилизации. Хотя накануне среди французов обезглавливание противников революции приобрело характер средневековой эпидемии для устрашения «врагов народа». И это происходило в цивилизованной Западной Европе, а что говорить о Кавказе? Каждая страна, каждая сторона света и каждое время формирует свои нравы и поведение у населяющих их народов.
Из отношения командира корпуса генерал от инфантерии Поповича командующему войсками на Кавказской линии и в Черноморье генерал-лейтенанту Граббе: «До сведения Государя Императора дошло, что будто бы некоторые частные начальники на Кавказе отсекают головы горцев, убитых в битвах и втыкают их на шесты, к общему раздражению жителей...». В ответ последовало: «… головы убитых горцев втыкали на шесты только у начальника правого фланга генерал-лейтенанта Засса… я сообщил ему о прекращении такого рода поступков… От командующего войсками 8-го октября 1841» [123].
Казалось бы, надругательство над телами мертвых врагов должны были прекратиться. Однако через два года в 1843 году для усмирения мятежа жителей Южной Осетии, выступающих против притеснений грузинских князей Мачабели «отряд Смиттена убил двух осетин и 8 человек взял в плен. Двум убитым были отрублены головы, и, вместе с рапортом о походе в Осетию, отправлены в Тифлис главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом генералу Нейдгардту» [124].
Этому предшествовали некоторые события, без учёта которых трудно понять действия Смиттена и других кавказских чиновников.
Во-первых, 10 апреля 1840 года Николай I утвердил новые положения о гражданском управлении в Закавказском крае [125]. Благодаря этому, местные законы с начала следующего 1841 года приводились в соответствие с российским законодательством: «всё гражданское судопроизводство подчинялось общему русскому порядку, с очень немногими лишь изъятиями и с сокращениями»; «весь Закавказский край» был «разделён на Грузино-Имеретинскую губернию с 11-ю уездами (Горийским, в том числе, где проживали осетины. – С.Д.) и на Каспийскую область с 7-ю округами …» [126]; было указано, что «высшее управление состоит из главноуправляющего, с генерал-губернаторскими правами, Тифлиского губернатора и Совета…», Совет составляется «под председательством главноуправляющего, Тифлисского губернатора и членов по Высочайшему повелению» [127].
Этим положением вся система гражданского управления полностью перестраивалась. «Учреждение» включала в себя «положение о преимуществах чиновников и служащих на Кавказе» [128] и новые «штаты гражданского управления закавказским краем» [129]. А это новые чиновничьи места, возможность повышения в чине, повышение жалованья и другие «кавказские» преимущества и льготы.
Было за что бороться любому чиновнику, и не только на местах, многие из столицы и внутренних губерний России стали проситься на Кавказ, так как там открывались новые перспективные вакансии. Закономерно обострилась конкуренция среди кавказских чиновников и каждый из них стремился выделиться, чтобы заметили его служебное рвение и оценили его способности. Рассчитывал на это и Василий Иванович Смиттен, в то время чиновник особых поручений главноуправляющего генерала Е.А. Головина, произведённый в 1840 году в надворные советники.
Во-вторых, в 1841-1842-1843 годах штаты на Кавказе только укомплектовывались, происходило значительное перемещение чиновников как по вертикали, так и по горизонтали; кроме того, в это время гражданское управление подвергалось ревизии Председателем Кавказского комитета военным министром князем А.И. Чернышевым и статс-секретарём М.П. Позеным, со всеми вытекающими из этого последствиями; по результатам этой ревизии Головин был заменён генералом А.И. Нейдгардтом, а это значило, что на смену креатуре Головина закономерно приходили другие служащие; и этот быстро меняющийся калейдоскоп событий требовал от каждого кавказского чиновника напряжения и мастерства приспособляемости, кто был на это неспособен, образно говоря, «не сносить тому головы», не удержаться на высоких постах; у всех были свежи в памяти события 1837 года и, связанные с ними переживания и страхи, когда разгневанный император Николай I отстранил от должности главноуправляющего на Кавказе генерал-адъютанта генерала от инфантерии барона Г.В. Розена, а вместе с ним вынуждены были уйти многие его подчинённые.
Кроме того, государь с помощью ревизии на Кавказе желал выяснить «в какой степени справедливы доходящие до него слухи; и если новое устройство Кавказа оказывается неудобным, то причины сего неудобства кроются ли в самом учреждении, или же в исполнителях?» [130]. Как ранее я писал, Позен в ходе проверки и в своём докладе императору нелестно отозвался о губернском управлении, советником которого был Смиттен, «отсутствие со стороны губернского … начальства деятельного личного надзора за ходом нового управления» [131]. Под этим подразумевалось: губернское управление не справлялось со своими обязанностями. После такого высказывания влиятельного статс-секретаря достаточно было произнести конкретную фамилию советника управления, например, Смиттена, и о дальнейшей карьере этому чиновнику можно было забыть.
Раннее при Розене, коллежский асессор Смиттен, будучи секретарём гражданской канцелярии, отвечал за Имеретию, Гурию и Джарскую область [132], и при наведении порядка среди местного населения не церемонился в выборе средств, за что всегда поощрялся начальниками, что соответствовало основной доктрине российского правительства – «военного покорения Кавказа», однако после 1840 года ситуация начала меняться.
«Новая метла (Головин, пришедший на смену Розену) по-новому мела» и только Смиттен к ней приспособился, ей на смену пришла другая (Нейдгардт), а через некоторое время замаячила новая (Воронцов) и всё это, образно говоря, «очищение Авгиевых конюшен» на Кавказе происходило в относительно короткий срок.
Отметим, воспитаннику Ревельского высшего дворянского училища Смиттену в это беспокойное время удалось удержаться в Тифлисе, перейдя из секретарей в чиновники для его особых поручений при Головине, при нём же Смиттен повышен в должности и чине и становится советником 2-го отделения управления, вновь образованной Грузино-Имеретинской губернии [133].
Но ведь желаниям чиновника нет предела, хотелось должности повыше – вице-губернатора, например, а это уже чин статского советника и генеральские перспективы. А для этого надо было обратить на себя внимание, тем более в 1843 году создаются для этого благоприятные условия – управляющим Кавказа становится Нейдгардт, который не скрывал своего покровительства землякам-немцам.
В-третьих, советник управления Грузино-Имеретинской губернии Смиттен мог и не знать об отрицательном отношении императора к «некоторым частным начальникам на Кавказе отсекающим головы горцев, убитых в битвах». Необходимо учитывать и то, что Смиттен к этому времени уже десять лет служил на Кавказе и видел много всяких жестокостей, как со стороны горцев, так и со стороны правительственных войск, считая, если они происходят – значит допустимы.
И наконец, его непосредственным начальником в 1843 году был гражданский губернатор Грузино-Имеретинской губернии, начальник VI кавказского жандармского округа генерал-майор А.А. Скалон, по мнению современника «кавказца» Ю.О. Толстого, «такой же урод из себя, как и отвратительный своей нравственностью». Вероятно, именно он, как губернатор и главный на Кавказе жандарм, инструктировал своего подчинённого Смиттена перед поездкой в Южную Осетию и посеянное упало на благодатную почву. Скалон уже более 6 лет жандармствовал на Кавказе и с образованием новой губернии уже 2 года был её губернатором и, конечно же, не буди оригинален, тоже рассчитывал на повышение, а для этого необходимы были любые победы, хоть бы и его подчинённого.
«По данным З.Н. Ванеева», – пишет М.М. Блиев, – Смиттен «брал на себя задачу «полной ликвидации крестьянских волнений в Осетии», <…> «уже 7 февраля 1843 года в нарушение закона о карательных экспедициях и распоряжений императора окружной начальник Смиттен возглавил отряды войск и милиции и совершил в Осетию вооруженный поход, в результате которого «участников» крестьянских волнений «он одних перебил, других – захватил в плен» [134].
Итак, отрубленные головы вместе с рапортом о походе в Осетию отправлены в Тифлис Нейдгардту. За это Смиттен был «посажен на несколько дней на гауптвахту, но без каких-либо серьёзных для него последствий» [135], в конце концов не он сам занимался обезглавливанием и мог выполнять чьи-либо указания и ссылаться на это. Была ли связь с этими событиями в Осетии или нет? – трудно сказать, однако в марте 1843 году генерал-майор Скалон был «отстранен от должности» [136] и впал в немилость на долгих 8 лет.
Вместо него в течение полгода, как я уже писал, губернаторские обязанности стал исполнять, вновь назначенный вице-губернатором, коллежский советник А.Ф. Десимон. Смиттен знал Десимона с 1838 года, когда тот, будучи старшим чиновником для особых поручений, являлся его начальником. Затем их пути на некоторое время разошлись: Десимон перемещён директором канцелярии Головина, а его подчинённый – в губернское управление под начальство губернатора-жандарма Скалона, у которого Смиттен и «отличился» в Осетии с «отрубленными головами».
Присмиревший Смиттен после гауптвахты снова оказался под начальством вице-губернатора Десимона и спокойно без «подвигов» прослужил советником в управлении Грузино-Имеретинской губернии ещё три года. А затем, после того как Десимон высочайше утверждён в Совет наместника Кавказского, осуществилась и мечта Смиттена, он был повышен в должности и назначен товарищем начальника Каспийской области, впоследствии Шемахинским вице-губернатором [137]. Стоило ли из-за этой чиновничьей мечты с отрубленными головами связываться? Наконец, в 1854 году он произведён в гражданские «генералы» – действительные статские советники, должность вице-губернатора это позволяла. Ещё через четыре года счастливая судьба-карьера снова свела его с Десимоном, после утверждения Смиттена членом Совета наместника. Круг замкнулся.
